Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело
Шрифт:
– И я примериваю аметистовые бусы, которые хочу купить, а денег с собой нет.
– Что же вы пришли за бусами без денег? – строго поинтересовался Рябинин.
– Если бы я шла в магазин намерение, я бы деньги взяла.
– А как вы шли?
– Господи, следователь, а такой бестолковый, – всплеснула руками дама–Петельников. – Как люди заходят в магазины? По пути, случайно.
– А куда же вы шли?
– По делам. Купить прическу, сделать кефир… То есть наоборот.
– Выходит, вы недалеко живете?
–
– Выходит, что и деньги храните в ближайшей сберкассе?
– Под рукой–то удобнее. Но, гражданин следователь, я могла приехать к подруге из другого района, а деньги хранить где–нибудь около своей работы…
– Конечно, – согласился Рябинин, – но первое предположение вернее. Итак, ближайшая к магазину сберкасса, шестнадцатое июня, взята сумма не менее шестисот рублей, вкладчик – женщина…
Петельников виртуозно перечеркнул сумку бесшумной молнией. Из ее тайного отделения вынырнула бумага, которая легла перед следователем.
– Подметно–анонимный донос, – объяснил Петельников.
Это был перечень сберкасс – пять штук. Ближайших.
Рябинин в упор и почти зло посмотрел на коллегу. Инспектор ответил невинным взглядом и сжатыми губами, через которые все–таки просачивалась улыбка.
– Зачем же этот разговор? – упрекнул Рябинин.
– Идею проверял и себя.
– Ты бы лучше Калязину проверил.
– Изучаем ее связи, образ жизни, материальный достаток…
– Ну, и какой у нее достаток?
– У нее за обедом на каждой кильке лежит своя тюлька.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Труд и смысл, смысл и труд… Сегодня разговорился с понятой: сорок лет, хорошая работница, высокий заработок, одинокая. Спрашиваю, что она делает после работы. Ходит в магазин. Ужинает. Убирает. Ну, а выходные дни? «В выходные дни я фотографируюсь…» И я понял, что она живет работой и только на работе. Хорошо? Хорошо. Только есть вопрос ей, себе, всем: что же такое человек – уж не машина ли по производству и потреблению материальных благ?
Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. Оговорюсь сразу – ничего не совершала и ни в чем не признаюсь. Моя исповедь о другом, о жизни и о ее философии.
Начну с начала, то есть с детства, ибо у меня есть афоризм: расскажи мне о своем детстве, и я расскажу о твоей взрослой жизни. У меня была благополучная семья. Солидный папа, серьезный, неулыбчивый, с вечным и тяжелым портфелем. Мама кормила меня, кормила папу и принимала гостей. Самое яркое и постоянное впечатление моего детства – я стою на диване и читаю стихи. «Идет бычок, качается…» Мама умиляется, папа улыбается, бычок качается, а гости мрут от скуки. Убеждена, что вот такое всеобщее внимание делает из крохи эгоцентрика–людоеда, и на всю жизнь. А я так выступала перед гостями каждую субботу…
В обеденный перерыв Викентий Викентьевич, директор магазина «Дуб»,
С директором «Карельской березы» у Викентия Викентьевича были, пожалуй, дружественные отношения, и после встреч в управлении они частенько вместе обедали. Сейчас тому не до обедов: звонят телефоны, вызывают в управление, ухмыляются покупатели…
Викентий Викентьевич, тоже сегодня не обедавший, достал из портфеля термос с кофе и полиэтиленовый мешочек с бутербродами. Он намеревался отвинтить крышку, но увидел в мешочке солнечную красноту – помидор с юга, припасенный для него женой. Рука уже коснулась прохладной и тугощекой кожи, когда зазвонил телефон…
– Викентий Викентьевич? – спросил знакомый и торопливый голос.
– А–а, Михаил Давыдыч, – узнал он легкого на помине директора «Карельской березы». – Переживаете?
– Хуже, чем переживаю…
– У вас даже голос изменился.
– Викентий Викентьевич, есть просьба.
– Пожалуйста.
– Мне срочно требуется пятьсот рублей. Отдам через неделю. Выручите?
Вот как. Значит, после фельетона нагрянула ревизия и есть какие–то прорехи. Но лично он ничего не знает – у него всего лишь просят в долг денег.
– Попробую собрать, Михаил Давыдыч.
– Минут через двадцать подъедет женщина.
– Хорошо.
– Ну, спасибо, дорогой. Подробности расскажу потом…
Вот как бывает после фельетонов. От сумы да от тюрьмы не отказывайся. Видимо, эта пословица относится прежде всего к работникам торговли. Михаил Давыдович считался образцовым директором – вдруг и фельетон, и ревизия, и недостача…
Пятьсот рублей раздобылись быстро. Директор вернулся в кабинет, положил их в конвертик и протянул руку к термосу, но опять увидел тугощекий помидор. Пальцы, как и в первый раз, лишь успели коснуться вздувшейся мякоти, готовой брызнуть сквозь кожицу…
– Приятного аппетита.
Он выдернул руку из мешочка и стремительно убрал со стола термос, чуть его не опрокинув. Женщина уже стояла перед ним. Вошла бесшумно – каблук не стукнул и дверь не качнула воздух.
– Я от Михаила Давыдыча…
– Да–да, – засуетился директор, взял конверт и протянул курьеру.
Плотная женщина среднего роста в брючном костюме цвета начищенной платины. Черт ее знает, как выглядит эта платина и чистят ли ее… Красивое лицо с яркими губами большого рта. Огромная шляпа цвета век не чищенного алюминия. Хорошие тона, сочетаемые. Нет, это не курьер – это сотрудница, соратница.
– Я вас где–то встречал, – неожиданно вспомнил он.
– Скорее всего, на совещаниях, – согласилась женщина, пряча деньги в карманчик брюк.