Не отпускай меня

Лондон Кейт

— Ну, смотри. Я знаю, что ты насчет него думаешь. Обещала отцу и так далее. Но тут другое…

— Алекси что-нибудь тебе говорил?

Виллоу посмотрела в сторону, избегая вопроса, но Джессика настаивала:

— Алекси говорил тебе про Ховарда?

Ее подруга пожала плечами.

— Вообще-то мы немного поговорили про него. Я сказала, что ты управлялась с ним семь лет, и до того, как вышла за Роберта, и после, и что достаточно хорошо его знаешь, чтобы защитить себя.

— Ну и?

— И Алекси сказал, что сейчас все может

обернуться по-другому. Но одна ты уже не будешь. Мне это понравилось. Я глупая девчонка, может быть, но я знаю, что с ним ты в безопасности. Мужчины Степановы очень заботятся о своих.

Джессика внимательно смотрела на подругу.

— Я не совсем беспомощна. Сама забочусь о себе и всегда это делала.

— Ага. Не задирай так носа, вывихнешь. Я и не говорю, что ты беспомощна, но прежде любовной связи у тебя не было. Это больное дело для Ховарда.

Виллоу оглянулась на дверь, которая опять открылась. Вошла Элли с большим животом. К ней жалась тепло одетая Таня. Следом явилась Ли, тоже округлившаяся, с маленькой Катериной на бедре.

С веранды громогласно распорядился Микаил:

— Моей жене надо сесть.

Он сам заглянул в комнату, проверить, выполнен ли его приказ. Увидев ее в кресле, кивнул и закрыл дверь.

— Хлопочет надо мной, как наседка. Такой славный. Надеюсь, мы не помешали? — деликатно осведомилась Элли.

Вошел Ярэк с коробкой, и Ли показала на ларь.

— Ставь сюда, лапочка.

Он ласково улыбнулся ей и осторожно поместил картонку на ларь. Заглянул внутрь, и Ли поспешила предупредить:

— Не трогай! Потом. Принеси вторую коробку.

Ярэк поклонился ей:

— Рад служить, миледи.

— Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, — просила Джессика. — Так приятно, что вы пришли.

А между тем ее охватила паника. У нее же никогда не было никаких друзей! Только Роберт и Виллоу, и дружеских неформальных собраний она не устраивала никогда!

— На ларе стоят булочки из кондитерской. Боюсь, что…

— Это хорошо. Еда. Хочу есть. — Направившись к сладким булочкам, Ли передала Катерину Джессике. Толстенькое тело малышки прижалось к ней, согрело, и неожиданно Джессику охватила тоска по собственному ребенку. Она сама испугалась своих мыслей: там, где она выросла, дети, мягко говоря, не ценились. Она никогда о детях не мечтала, разве что в короткий период, когда была наивной юной невестой.

Она смотрела, как Ли ставит на стол пластмассовую коробку для торта, достает из мешочка бумажные тарелки и пластмассовые вилки. За этим последовали бутылки сока. Вошел Ярэк, поставил на стол еще коробку, побольше.

Следующую коробку, в деревянном каркасе, внес Микаил.

— Поставь, пожалуйста, на стол, Майк, — промурлыкала Элли, взмахнув ресницами.

Ярэк и Алекси вволакивали небольшую электрическую печку, новую, а устанавливать ее у стены просторной комнаты взялись все втроем.

— Открой коробки, Джессика, — мягко попросила Элли. — Все

это принадлежало матери Алекси. Виктор хотел, чтобы ты могла ими пользоваться.

Джессика нерешительно подошла к столу и медленно сняла крышку с самой большой. Зашуршала бумага, и из коробки появилась фарфоровая чашка совершенной формы, расписанная яркими цветами, с золотыми ободочками. Джессика взяла другой сверток, в нем оказалось блюдце под пару. Явно это старинная посуда, дорогая семье.

Джессика почувствовала, как волнение стеснило ей горло.

— Самовар лежит в другой коробке, — произнесла Элли.

Джессика старалась не расплакаться. Как ласковы они с ней! Она не понимала раньше, какой пустой была ее жизнь, — и материальное богатство казалось сейчас таким эфемерным…

Кто ты, Джессика, на самом деле? Сколько ты недополучила от жизни? Что, если и на этот раз у тебя ничего не выйдет?

Она заметила, что Алекси не спускает с нее взгляда, и отвернулась. Она не подходит ему, и его родным тоже. О чем она вообще думает? Сближаться с человеком, которого уже однажды обидели?

Ну что же ты делаешь?

Вытирая тряпкой руки, Алекси осматривал только что установленную кухонную раковину и высокий стол к ней. Его двоюродные братья уже уписывали булочки с кофе в соседней комнате, и ему нужно было наконец присоединиться к ним.

А она, судя по виду разволновалась, совсем выбитая из колеи этим нашествием Степановых. Не знает, что делать, перепугана — но к нему за помощью не обращается. Предпочитает держать свои опасения при себе.

Алекси это злило. Обнять бы ее сейчас… но она задирает нос и не желает впустить его в свою жизнь. Не его, значит, дело, отчего она так потрясена обычным человеческим теплом.

Швырнув тряпку на пол, он зашагал в гостиную.

Войдя, он застыл, завороженный видом сидевшей на полу Джессики. С малышкой на скрещенных ногах, с волосами, волнами спускавшимися на плечи, она казалась слегка оглушенной и вместе с тем согретой обществом его родных. По-видимому, ее полностью поглощало открытие, которое напугало, но и обрадовало ее.

Встретившись с ним взглядом, она приоткрыла дрожащие губы. Как будто хотела что-то сказать и не могла. В глазах у нее поблескивали слезы.

Алекси поспешно двинулся к ней. Подобрал маленькую и отдал Ярэку, поднял Джессику с пола и заключил в объятия. Не выпуская, уселся в просторное кресло-качалку, только что прибывшее из мастерской, и стал тихонько покачиваться вместе с ней.

— Не могу, — шепнула она.

— Я понимаю, — ответил Алекси насмешливо. — Любишь побороться? А тут все так просто.

— Поганец.

Они были одни. Алекси следил, как Джессика бережно ставит фарфоровые чашки и блюдца на ларь. По тому, как ее пальцы пробежали по блестящей поверхности самовара, было видно, как она высоко оценила подарки.