Не плачь, девчонка
Шрифт:
Нас услышали, и подтянулись все мои четыре подруги. Все кроме Поппи очень мило представились Тобиасу, рассматривая его во все глаза. А потом из дома вышел мистер Дарси. И я поняла, на кого похож их сын. Высокий голубоглазый блондин с крупными и выразительными чертами лица мне сразу понравился своей дружеской улыбкой.
— Знаменитая Эль? — усмехнулся он. — Счастлив увидеть вас в добром здравии.
— Чем это знаменитая? — удивилась я. — Мне тоже приятно, наконец, с вами познакомиться. А это мой муж.
— Джеф, —
— Тобиас. Буду рад, — кивнул Тоби. — Эль, ты как?
— Иди-иди!
— Мы её не обидим, — рассмеялась Береника, увлекая меня за дом, на террасу, — Элен такие пирожные испекла к твоему приезду, пальчики оближешь!
— Ой, а у меня для вас подарки! — спохватилась я. — И для мальчишек. А где они?
— Да брось, — сказала Поппи, — пусть побегают. За ними есть, кому присмотреть. А что за подарки?
Мы весело провели время до обеда, девушки рассказывали про Северуса, про их дружбу с Дереком, и вообще о событиях, которые происходили без меня. Но гораздо больше расспрашивали о наших с Тоби приключениях. Оказывается, все трое дали уже Сметвику обет о неразглашении, так что я много могла рассказать, вызывая то восхищение, то возмущение. Кассиан был единогласно признан мерзавцем, да и других эпитетов для него хватало. Но про дракона я все же умолчала. Лиара вызвала у всех любопытство. Пообещала, что познакомлю. На Эриоку и Банди тоже хотелось посмотреть всем. И подарки мои оценили высоко.
К обеду прибыла мать мистера Дарси, величественная леди Анжелика, вместе с внучкой Лиззи. Им тоже понравились браслеты. А девочка была больше похожа на Элен, свою тётю, чем на черноволосую Беренику. И как так получилось — ведь черные волосы должны быть с доминантным геном. А Дерек тоже светленький.
Мы отобедали все вместе на свежем воздухе. Было весело и интересно. Тоби о чём-то секретничал с Джефом и являл собой разительный контраст с мужем Береники. Всё-таки Тоби очень к лицу были длинные волосы, особенно собранные в хвост. Выглядел он настоящим испанцем. Или итальянцем. Я в них не сильно разбиралась. И нос, несколько крупноватый, ничуть его не портил, а напротив добавлял харизматичности.
Джеф помог мужу с извлечением воспоминаний, которые были отправлены в Мунго Сметвику.
Ближе к вечеру мы всё же распрощались с дружным семейством и перенеслись домой.
***
Когда все уснули, Тоби всё же напомнил мне про обещанный разговор. А я так надеялась, что он забыл.
— Что именно ты хотел бы узнать? — спросила я, со вздохом садясь в кровати и опираясь о спинку.
Муж тотчас подсунул мне под спину подушку и устроился рядом.
— Ты зря думаешь, что я собрался устроить допрос, — он приобнял за плечи, чтобы я могла устроить голову на его плече. — Чего ты боишься, Эль?
Даже задумалась — а правда, чего?
— Чего боюсь? Наверное, того, что ты разлюбишь меня, или вообще решишь развестись, или просто жить отдельно. А может, перестанешь мне доверять? Или запрёшь дома.
— Ага, потрясающе, Эль. И кто кому сейчас не доверяет?
— Но ты даже не представляешь, что я могу рассказать, — поспешила я оправдаться.
— Тем более мне нужно это узнать! Ты не устала держать всё в себе, милая? Тебе не тоскливо, что не с кем поделиться волнующими тебя проблемами? Или ты делишься только с подругами?
В последнем вопросе прозвучала явная обида. Но только первые вопросы попали на благодатную почву. Я действительно устала от того, что даже с Тоби, с мужчиной, которого люблю, от которого жду детей, постоянно что-то скрываю. А ведь раньше я не была такой скрытной. В той, прошлой жизни.
Я потеснее прижалась к мужу и не стала требовать гарантий, что он в любом случае останется со мной. Хотя очень хотелось.
— Однажды я решилась сказать тебе, что я ведьма, — привела я последний довод.
— И я не поверил. Помню. Дурак был. Или просто спрятался от проблем. Иногда, Эль, так бывает. Когда ты понимаешь, если это правда, то КАК жить дальше?!
— А сейчас поверишь?
Он хмыкнул и поцеловал меня в макушку:
— Ты просто рассказывай, рыбонька. А там видно будет.
— Всё рассказывать? — я с тоской поглядела в не плотно зашторенное окно. Хотелось спать.
— Эль! Не тяни.
Вздохнув, я начала:
— Я родилась в большой семье в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году.
— Погоди. Ты в курсе, что сейчас на дворе тысяча девятьсот шестьдесят четвёртый?
— Вот видишь, уже не веришь!
— Понял. Молчу. Продолжай!
В коконе его рук было так уютно! Я продолжила. Хотя о детстве и юности постаралась говорить кратко, но так не получалось. Захлестнули воспоминания. Вспомнились мама, папа и сёстры. Вспомнились маленькие племянники. Семейные праздники, походы в горы и на озёра. Россия.
Тоби слушал внимательно, иногда ободряюще сжимал руки, иногда целовал в висок, или нежно поправлял прядь, упавшую на лицо. Словно сообщал — ты видишь, я ещё тут, никуда не сбежал, и по-прежнему тебя люблю.
Попадание описать было сложнее всего. И дело не в словах, а морально. Даже муж затаил дыхание. И я, пользуясь моментом, рассказывала всё. И как переживала из-за его отношения и хотела с ним переспать — тоже не обошла вниманием. А он ничего на это не сказал. На миг стало обидно, но ведь сама не хотела, чтобы перебивал.
Так что продолжила — выложила про зелья, господина Рокка, банк Гринготтс и гоблинов, про посох и Пифию, про пророчество и поиск папоротника, про Волдеморта, и про девчонок. Наконец — про свой последний сон.