Не плачь, девчонка
Шрифт:
Муж широко улыбнулся, что-то там воскликнул, понукая коня сапогами, и рванул вперёд. Ну а моя коняшка радостно припустила за ним вдогонку.
Я уже не за поводья держалась, а за луку седла, привстав в стременах, словно это помогло бы мне ловчее спрыгнуть.
Я бы и глаза зажмурила, но сильно боялась свалиться в пропасть вслепую. Дорога как раз шла вдоль обрыва и далеко внизу слышался шум волн, разбивающихся о берег.
Только две вещи утешали меня в этой безумной скачке: что, во-первых, трясти стало меньше, а во-вторых, есть,
Скачка длилась до самых холмов, что виднелись впереди неким возвышением, отмечающим середину пути. Сразу за вершиной имелся неширокий деревянный мост через узкую, но бурную речку.
Тоби сбавил ход и мирно преодолел препятствие. Я едва не полетела в эту речку, когда кобылка затормозила вслед за скакуном, и поняла, что вся трясусь. Отдавшись на волю судьбы и довольно вяло реагируя на широкие просветы, встречающиеся в этом самом мостике, мы с кобылой легко преодолели препятствие.
— Ты как? — поинтересовался Тоби, развернув коня и подъехав ближе. Разрумянился на ветру, хотя при его загаре это и не слишком заметно. Глаза блестят, улыбка как у голливудских актёров. Дорвался кто-то до мечты.
И ведь ничему меня жизнь не учит.
— Прекрасно! — говорю. — Просто потрясающе!
— Тогда догоняй, — обрадовался этот толстокожий представитель сильного пола, развернул коня — красиво, как в кино, и гортанным возгласом снова отправил его в галоп.
Но хоть тут я не сплоховала — натянула поводья изо всех сил, тормозя свою резвую кобылу. А после того, как та нехотя остановилась, и вовсе выпростала ноги из стремян и сползла без всяких ухищрений прямо в траву.
Намерение вести её в поводу сразу выполнить не удалось. Хотелось поцеловать землю, как моряки, возвращающиеся из далёкого плавания, и остаться лежать. Кобылка немножко отошла, и мне было совершенно все равно, решит она сбежать или останется. Забираться на неё снова не входило в мои планы.
Не знаю, сколько пролежала так, раскинув руки и ноги и бездумно разглядывая лёгкое облако в голубом небе, напоминающее мне голову моей лошади. Боялась, что теперь она мне ещё и сниться будет.
Голова Тоби нависла надо мной, закрывая это облако. На лице тревога.
— Эль? Ты упала? Где болит?
Я блаженно позволила ему ощупать конечности, не желая признаваться в трусости.
— Всё в порядке? Да что случилось-то?
Он уже перешёл к рёбрам.
— Ничего, — буркнула я, — просто отдыхаю. Больше. Я. На эту. Лошадь. Не сяду!
Руки мужа замерли на моих плечах, в лицо ему я смотреть не хотела.
— Понятно, — пробормотал он. — Как бы тебе вернуть бодрость духа?
Его задумчивая фраза меня насторожила. А когда руки поползли вниз, накрывая грудь, возмущение заставило вывернуться и вскочить на ноги.
— Тоби! Ты о чём вообще думаешь?
Он легко вскочил, подходя ближе:
— О тебе, — усмехнулся и притянул за талию, обнимая.
Целовался он так, что я успела забыть о другой
А потом пришлось торопливо зашнуровывать рубаху, оказавшуюся распахнутой. А всё потому, что вдали раздался приближающийся топот копыт.
Я не знала, за что хвататься — за лук со стрелами, из которого не умела стрелять, или бежать к кобылке и удирать верхом.
Потому что совсем непонятно, кто к нам приближается из-за холма, и давно ли этот кто-то скачет по нашим следам. И вообще — не его ли коней мы увели?
Тоби был более спокоен. Подвёл меня к своему скакуну, развернув лошадку так, чтобы она была между нами и неизвестным.
Всадник, наконец, появился над гребнем холма, замедляя ход, преодолел мост в две секунды и затормозил возле нас.
На вид это был старец с седыми волосами и длинной тонкой бородой. Но в седле он держался как молодой. На лице светилась ироничная улыбка.
— Уф, еле за вами угнался, — признался он. — Старость — не радость.
— А зачем вы гнались? — поинтересовалась я.
— Ну как. Товар доставить, деньги уплочены. А мы народ честный, нам чужого не надоть.
Он отвязал от седла мешок и протянул его Тобиасу.
— Ну, будьте здоровы, господа. Поклон старому Гхану от Ижборчича.
— Благодарю, — ответил муж, приняв мешок.
Старик ловко развернул свою длинногривую конягу и потрусил в обратную сторону.
Едва он скрылся, мы заглянули в мешок, разглядывая добычу. Задаваться вопросом, как это всё получилось — не стали.
В тряпицу была завёрнута большая, ещё тёплая лепёшка белого хлеба — вроде лавашей из моей прошлой жизни, кусок копчёного мяса, сильно пахнущий пряностями и чесноком, и кожаная фляга с напитком, похожим на квас. Отдельно были свёрнуты тонкие гладкие деревяшки, оказавшиеся волшебными палочками.
У меня сразу рот наполнился слюной, есть захотелось со страшной силой. Даже палочки рассматривать не стала, в отличие от мужа. Тот взял себе чёрную, с толстой рукоятью и без всяких украшений. Другую, светло-коричневую и гладкую, с украшенной резьбой рукоятью протянул мне.
— Ты как вообще выбирал, по виду, что ли? — спросила я, принимая палочку. По телу разлилось приятное тепло.
— А как их ещё выбирать? — пожал он плечом, сунув палочку за пояс. А я-то думала, что только у меня есть кожаный поясок. — Погоди, Эль, у меня в седельной сумке скатёрка есть и нож нормальный.
Надо же, я и не заметила седельных сумок. С этой рассеянностью надо было что-то делать.
Пикник получился славный. После него мужу даже удалось меня уговорить снова сесть на лошадь. Взобралась, куда же деваться, но теперь Тоби держал мой повод и ехал не спеша рядом. Мне оставалось лишь счастливо жмуриться, цепляясь за луку седла. Второй раз ехать было уже не так страшно — то ли муж своим присутствием способствовал, то ли галоп за плечами давал о себе знать. То ли сытый желудок привёл в более уравновешенное состояние.