Не плачь по мне, Аргентина
Шрифт:
– Здравствуйте, товарисч, – после чего белоснежно и радостно заулыбался.
Костя пожал руку, раздумывая, обидеться на это исковерканное «товарисч» или все-таки не стоит. Но штатовский коллега улыбался так обезоруживающе наивно и открыто, что обижаться на него было совершенно невозможно.
– Константин Тамански, – кивнул Костя.
– Уильям Джобс. – Американец хлопнул Таманского по плечу. – Хорошо, что я вас встретил. Эти герильерос вытрясли бы из вас всю душу. – Он вдруг спохватился: – Зовите меня Билли, Уильям – это слишком
Джобс подхватил Таманского под локоть и повел вниз по улице.
– Вы сунули тому человеку деньги… – начал Костя, с присущей каждому советскому человеку неловкостью в вопросе, касающемся финансов. – Я вам должен отдать.
– Конечно! – обрадовался Джобс. – Конечно, должны! Только денег я не возьму.
– А что же возьмете?
– Интервью.
– Гхм… – Костя чуть притормозил. – Может быть, лучше деньги?
Билли заржал.
– Бросьте, Тамански! Никакого упоминания вашего имени, можете не беспокоиться! Я понимаю вас, кое-что знаю о Советах, брал интервью у многих ваших. Даже, не поверите, у Зорина.
– Не может быть.
– Может-может. Очень интересный человек. Я ему обязан целым циклом статей. Да! Так что, мистер Тамански, я, корыстный американский капиталист, не слезу с вас, пока вы мне не дадите интервью!
– Ну, хорошо. – Костя махнул рукой. – Интервью так интервью. Только мне нужно переодеться…
– Да, – Джобс серьезно кивнул, – и врач вам не помешает.
– Врач?
– У вас кровь тут.
Билли похлопал себя по потному лбу.
Кровь действительно была.
– Чрет побери! – Костя удивленно рассматривал окровавленную ладонь. – Ударился, что ли?
– Да ерунда, царапина. Надо только все промыть и хорошенько продезинфицировать. Тут чертова туча всяких микробов. Вы во Вьетнаме были?
– Нет, бог миловал. – Костя все разглядывал руку.
– А я был, вот там такая царапина – проблема. А тут нет, ерунда. Я провожу вас… Пойдемте!
Но внимание Таманского привлекло другое.
На тротуаре, в невесомом и когда-то шикарном, а теперь смятом, с торчащими остьями платье из перьев сидела девушка. Она размазывала слезы и яркую косметику по лицу и рыдала в три ручья. Ободранные локти и колени. Волосы, запекшиеся от крови.
Таманский подошел к ней. Сел рядом. Заглянул в глаза.
И, повинуясь неожиданному порыву, обнял. Она прижалась к его груди, вздрагивая маленькой испуганной птахой. Костя чувствовал, как колотится ее сердце.
Это потом он разглядел, что она действительно похожа на какую-то диковинную, особую птицу. Тонкие руки, гибкие, как крылья. И вся фигура какая-то легкая, даже летящая. Но это потом.
Сейчас это была маленькая испуганная девочка, которую срочно надо было защитить, прижать к себе и не отпускать.
В себя Таманского привело щелканье объектива.
– Прекрасный кадр, – причмокнув губами, сказал Билл. – Вы, русские, на удивление фотогеничный народ.
48
Ее звали Мария-Изабель, но она предпочитала, чтобы ее называли уменьшительно-ласкательно – Мариза. Еще она была похожа на птицу, удивительную и волшебную. Стройность ее тела граничила с худобой. Крупная грудь, широкие бедра, типичные для латиноамериканских женщин. Ноги длинные, как у молодого олененка. И глаза, удивительные, глубокие глаза дикого, а потому доверчивого животного.
В госпитале Косте наложили пару швов на рассеченную кожу головы, а Маризе забинтовали предплечье и смазали синяки какой-то исключительно вонючей мазью. Джобс все это время торчал в коридоре, заглядывая в дверь, подбадривая и выдавая сомнительные шутки, большей частью направленные ниже пояса.
Когда Таманский вышел из операционной, Маризу все еще обрабатывали.
– Ну что, господин Тамански, как себя чувствует ваша голова? – поинтересовался Джобс, щелкая объективом.
– Черт! – Костя проморгался от вспышки. – Я начинаю ненавидеть ваш фотоаппарат, Билл.
Американец рассмеялся.
– Я вам покажу свои работы, обязательно. У вас они должны будут вызвать профессиональный интерес. А кое-что и гражданский.
– Гражданский интерес?
– Ну да, вы же советский гражданин. Камрад! – Веселье американца начинало раздражать.
– Я вас не понимаю…
– Ничего, ничего. – Джобс обхватил Костю за плечи. – Не стоит дуться. Старик Билли понимает толк в жизни. А вот и ваша донья!
Из соседней палаты вышла Мариза. Поскольку другой одежды, кроме карнавальной, на ней не было, девушка несколько смущенно прикрывалась руками. Костя подал ей свой пиджак.
– Спасибо, – сказала она и улыбнулась.
– Что-нибудь не так? – поинтересовался Таманский, оглядывая себя с ног до головы. Молния на брюках была застегнута, а сами брюки, хоть и были помяты и испачканы, не выглядели смешно.
– Нет-нет, – поспешно сказала Мариза. – Все хорошо.
– Я смешно выгляжу? – поинтересовался Костя у Джобса.
– Еще бы, – ответил тот невозмутимо. – Ты на себя в зеркало смотрел?
Таманский подошел к небольшому квадратному зеркалу, висящему на стене.
– Мать твою…
Ровно посреди головы был аккуратно выбрит клок волос и красовался такой же аккуратный крестик из пластыря.
– Ну, отлично! Вид откровенно комичный. Уж лучше бы просто так поджило… Что я теперь буду делать?
Он видел, как внимательно Мариза прислушивается к звукам незнакомого языка.
– Красавец, – прокомментировал Джобс, а девушка хихикнула. – На вашем месте, леди, я бы тоже не особенно радовался. Эта мазь воняет ужасающе. Из чего они ее делают, какой-нибудь рецепт майя, а?