Не под пустым небом
Шрифт:
– Может, абажур трогать не будем?
– Будем, Екатерина Андреевна!
– Может, сковородки я сама?…
– Да чего уж там! Наводить блеск – так наводить!
А потом мы с Кириллом Георгиевичем купили ей огромный букет красных роз, и она даже прослезилась:
– С последних школьных экзаменов мне никто не дарил цветов… лет десять в моём доме не было цветов, тем более – красных роз…
И, страшно смущаясь, она сказала:
– Машенька, мне очень неудобно, но у меня к вам ещё одна просьба… если вас это, конечно, не затруднит…
– Екатерина Андреевна, я с радостью найду и вышлю вам канву для вышивания.
…И я не раз высылала ей канву. Изредка мы обменивались письмами.
А где-то через год я получила письмо от её соседки и, ещё не распечатывая его, поняла, что больше мне посылать канву для вышивания некому…
…Потом, спустя годы, бывая в Таллинне, я всегда приходила на улицу Куке, к этому домику в кустах сирени, и, глядя на окошки Екатерины Андреевны, вспоминала наши беседы о Боге под зелёным абажуром, вспоминала трогательные глазированные сырки по утрам, и как она задорно пела песенку времён Первой мировой войны:
Сёстры милосердья Красный крестик носят…Я так и не знаю, разрешила ли она для себя проблему непорочного зачатия Христа. Ну, что ж, будет, о чём поговорить когда-нибудь…
Бывая в храме, я всегда пишу поминальную записочку, и в ней, среди дорогих мне имён, – имя маленькой старушки из сказочного Таллинна…
Пярну. Мы разминулись с Давидом Самойловым буквально на пару дней – он срочно уехал в Москву.
Пярну, сказочные десять дней…
В то лето повсюду шли дожди, но Пярну нам подарило солнце.
Деревянный голубенький домик на берегу залива. Полнолуние… Воркующие под крышей голуби… Чайки на песчаных отмелях, закаты… Мол, уходящий в море…
День рождения Кирилла Георгиевича, ему – пятьдесят семь. На теннисном корте он обыгрываешь всех, даже двадцатилетних. Я ужасно гордилась этим. Самым радостным для меня было услышать: «Ваш отец так прекрасно играет!»
В Пярну я стала говорить своему крёстному «ты», «папа Кирюша».
Как-то вечером мы сидели на берегу моря, над морем висела полная, переполненная молочным светом луна… Прямо от моих ног убегала лунная дорожка… И мне вдруг показалось, что я сейчас встану на неё – и побегу, как моя любимая гриновская героиня – Фрэзи Грант, бегущая по волнам…
– Куда ты?! – испуганно вскрикнул мой крёстный.
Я огорчённо оглянулась:
– Папа Кирюша, ничего страшного не случилось бы… Ведь я ВЕРИЛА, что я побегу!
– Но ты не умеешь плавать, я испугался…
…Через
Глава восьмая
ОБРЕТЕНИЕ НОВОЙ ДЕРЕВНИ
Сентябрь 1973 года.
…Я лежу на твёрдом топчане в комнате Каптерева… ночь… но я не могу уснуть от счастья!… Вокруг меня – картины, кувшины, черепки, камни, старые табуреты, заляпанные краской… И запах, запах, потрясающий запах каптеревской комнаты-мастерской!…
Я думаю: «Вот я и в раю…»
Целый месяц я буду жить в его комнате, пока он путешествует по Крыму. Его маршрут похож на мой прошлогодний: Севастополь, Судак… В Судаке он будет жить у моих родственников, они уже ждут его, я написала им, и мне страшно приятно, что он будет жить в том же доме на горке, в котором жила и я прошлой осенью…
А за стеной – не спит Людмила Фёдоровна, пишет, работает…
Утром я встану раньше её и найду на столе на кухне ласковую записочку и новое стихотворение…
И, убегая в институт, оставлю свою записочку…
Я решила сделать сюрприз Валерию Всеволодовичу – к его возвращению из Крыма.
Я помыла полы в его комнате! Которые не мылись уже год. Чистота – самый лучший подарок, это я поняла летом, в Таллинне.
Но не только полы. Я перемыла всю посуду, камни, черепки, кораллы, – одним словом всё, что лежало и стояло на запылённой циновке на полу… И циновку тоже помыла. И окно. И лимонное деревце…
Мы с Людмилой Фёдоровной – две кошки и обе – «совы». Наша жизнь всё более разгорается к ночи… начинает бурлить энергия… в голову приходят гениальные мысли… на бумагу ложатся самые лучшие строчки…
Как-то поздно вечером зашёл к нам на огонёк папа Кирюша. Говорит:
– Шёл мимо, смотрю – окна ещё горят… Почему б, думаю, не зайти?
– Отлично, – говорю, – ты как раз вовремя: скоро супчик будет готов!
Он подумал, что я шучу. Но когда через пять минут я позвала их за стол, он захохотал и изрёк фразу, которую я вспоминаю частенько и сейчас, через много лет:
– Пробило полночь, всех позвали к обеду!
От этих слов нам всем стало так весело и счастливо!…
Иногда Людмила Фёдоровна говорила:
– Машка, а не кутнуть ли нам?
И мы шли «кутить» в ближайшую сосисочную. Которая была на месте нынешнего Макдональдса, что напротив Центрального Телеграфа.
Почему-то это было жутко вкусно: едва тёплые сосиски с мокрой, рыжего цвета тушёной капустой, всегда холодной.
– Люблю иногда покутить! – весело говорила мама Кошка.