Не подарочки для полковника. Воронцовы
Шрифт:
Заглядываю в комнату.
Он стоит в одних боксерах, стягивает зеленое платье с молодой девчонки. Разворачивает ее к себе спиной, хватает за бедра, заставляя наклониться вперед.
Стою, не могу ни шелохнуться, ни закричать, ни остановить.
Они доводят начатый акт до конца, а я по-прежнему стою и смотрю на молочные бедра незнакомки и яростные дикие движения мужа.
Цепляюсь за косяк, чтобы сохранить остатки разума.
Внезапно глубокий шок переходит в дикую истерику.
И тут
— Какого черта? Полина! — на меня орут так, будто это я виновата, что невовремя вернулась домой.
— Перезвоню, — муж впихивает девчонке платье в руки, выталкивает ее голую из комнаты. Натягивает боксеры обратно.
Вальяжной походкой подходит ко мне, берет за подбородок, впихивает мне в губы грубый французский поцелуй.
Как только мой рот освобождается от грязного поцелуя, плюю Петрову в лицо.
— Ненавижу! — бью кулаками в грудь, — убирайся! Ты мне противен.
— Детка, — фамильярно обращается ко мне, — если хочешь, уходи сама, а я останусь. Это мой дом, где живет моя дочь. Тем более, ей нельзя оставаться с неблагонадежной матерью.
— Что?.. — брови ползут на лоб. Мое лицо перекошено от гнева.
— Злоупотребляющая мать — это всегда плохо. У меня уже и доказательства собраны. Так что я позабочусь о том, чтобы Стефанию оставили со мной, если будешь настаивать на разводе. А ты будешь выплачивать алименты в наказание за то, что сломала мне жизнь.
— Сломала? Гад! Ты сам ушел из полиции, а в бизнесе у тебя не получилось. В охранники ты не захотел идти, ниже твоего достоинства. Во всем теперь винишь меня? Удобно устроился.
Опускаю глаза в пол, слишком противно смотреть на мужа.
— Мы разводимся, — шепчу едва слышно.
— Вот как? Если готова разделить имущество поровну, тогда вопрос решим быстро.
— Какое имущество? — удивляюсь Ивану. Складывается ощущение, что я раньше не знала этого человека.
— Дом остается мне, ты переезжаешь в квартиру, которую твой папа подарил Стефании. Всё поровну. Всё честно.
— Честно? — покрываюсь алыми пятнами, хватаюсь за сердце. Что-то щемит.
После того, как папа умер от инфаркта четыре месяца назад, я начала бояться за сердце, которое вечно болит то из-за сестры, то из-за мужа.
— Полина, если будешь настаивать на том, чтобы оставить себе дом и дочь, тогда мне придется объявить тебя наркоманкой.
— Кем? Рехнулся?
— Нет. Ты должна заплатить за мои страдания.
— Страдания? Да, ты жил десять лет за пазухой у моей семьи. Ты не посмеешь обвинить меня в чем-то плохом! Отступаю в коридор.
Догоняет, хватает за грудки.
— Еще как посмею, — шипит мне в губы. — Один раз ты разрушила мою жизнь, второй раз не позволю отнять у меня то, что мне дорого. Если не хочешь, чтобы я опорочил тебя в глазах
В ужасе гляжу на мужа. Мне так страшно, даже плакать не могу.
Было так много вранья в последние годы, ссора с сестрой и ее мужем. И всё напрасно?
Погружаюсь в глубокое отчаяние.
Если бы я тогда поборола гордыню, поверила сестре, не порвала с ней, тогда бы сейчас не стояла на грани потери всего, что мне дорого — дочери, дома.
Ясно без слов, что дом никогда не достанется дочери, Петров только использует Стефу и ее безумную любовь к отцу. Бедная моя девочка.
Забираю дочь с праздника, привожу домой. Молча ухожу к себе, чтобы не видеть наглую рожу мужа.
Всё тонет в тумане неприятия. Знаю, что сегодня моя жизнь перевернулась с ног на голову. После мерзкого разговора с мужем на душе скребут кошки.
Своими руками он не только разрушил нашу семью, но убил мою веру в мужчин. Разрушил всё, что было так дорого. Сжег нашу счастливую жизнь дотла.
Подлец!
Вспоминаю, как он лениво переводил безразличный взгляд с меня на окно.
Захожу к себе в комнату. Стопорюсь. Не могу сдвинуться с места.
Стону громко-громко. Петров хочет отобрать у меня дом, который мы строили пять лет все вместе. Дом — единственное важное воспоминание о папе.
— Развод!
— Развод!
— Развод!
Произношу вслух, пробую на вкус. Горечь оседает на губах. Пытаюсь принять данность. Самое страшное слово для женщины, разрезающее жизнь на «до» и «после». И что меня ждет в этом «после» совсем не хочу знать.
До меня доходят слова мужа — он хочет отобрать дочь, натравив на меня опеку?
Мерзавец!
Зачем ему Стешка? Без меня. Он даже не знает, что с ней делать. Ей уже девять, она взрослеющая девочка, нуждающаяся в постоянной опеке и заботе матери. Мама должна быть всегда рядом, чтобы дать совет.
Ложусь спать с тяжелым сердцем.
Наутро не обнаруживаю дома ни Ивана, ни Стефании, ни чемоданов.
— Где вы? Ты похитил дочь? — истошно кричу в трубку.
— Мы уехали на море. Вернемся через две недели. Тебе же хватит четырнадцать дней, чтобы переехать в квартиру?
— Что?
— Ты же по-прежнему настаиваешь на разводе?
— Да.
— Тогда ты должна уехать!
— Серьезно?
— Если не хочешь, чтобы я рассказал дочери, что ее мать недостойный человек.
— Можно я приеду к вам?
— Нет.
Хватаюсь за трубку, набираю Виталину. Абонент недоступен.
Может, позвонить Климу? Вспоминаю последний взгляд, которым он одарил меня. Желание тут же улетучивается.
Через неделю собираю чемодан, переезжаю в отель, расположенный рядом с домом. Так хоть будет возможность встречаться с дочкой.