Не покидай меня, любовь
Шрифт:
Вблизи он показался еще красивее, и сейчас рассматривал ее с ленивым и в то же время явным сексуальным интересом. Что-то в этих черных глазах и немного жестоких губах затронуло ее на каком-то глубоком, стихийном уровне, о существовании которого она даже не подозревала. Ведь Эмма была мечтательницей, читательницей и никогда не встречала никого, кто бы соответствовал тому образу романтического героя, который она почерпнула из романов. До сих пор.
— Come si chiama? — мягко спросил он. Казалось грубым — и невозможным — не ответить ему, когда эти
Эмма. Эмма Шрив.
Вы понимаете по-итальянски?
Она покачала головой, говоря себе, что не следует вступать в разговор с совершенно незнакомым человеком, но впервые за долгое время чувствуя себя беззаботно.
— Не совсем, но пытаюсь. Я не принадлежу к тем людям, которые, отправляясь куда-нибудь, ожидают, что все должны говорить на их языке. К тому же итальянский не такой трудный. — Эмма вздохнула. — Вот сицилийский — это нечто.
Тогда она не знала, что именно это приятно услышать гордому сицилийцу.
А как вас зовут? — вежливо поинтересовалась Эмма.
Винченцо. Винченцо Кардини, — ответил он, внимательно наблюдая за ней.
Пройдет некоторое время, прежде чем Эмма узнает, насколько влиятельно и могущественно семейство Кардини. Но тогда она полагала, что он обычный парень, хоть и необычайно обаятельный. Винченцо сел с ней рядом и поделился своей водой. Рассмешил ее. А когда солнце стало слишком жарким, повел на ланч в ресторан.
Винченцо говорил о своем острове со страстью и знанием, перед которым бледнели все путеводители. Он вздохнул, сказав ей, что теперь приезжает сюда только в отпуск и на праздники и что его бизнес базируется, главным образом, в Риме. Эмма подробно расспрашивала его о работе, в основном, чтобы отвлечься от суровой красоты его лица.
Но когда он попытался поцеловать ее перед расставанием, она покачала головой.
Извини, я не целуюсь с незнакомцами. Он улыбнулся ленивой улыбкой.
А я не принимаю «нет» в качестве ответа.
— На этот раз примешь. — Но Эмма не была бы женщиной, если бы не испытала сожаления, когда Винченцо приложил кончики пальцев к ее губам и посмотрел на нее таким взглядом, от которого она почувствовала слабость.
На следующий день он позвонил в маленькую гостиницу, в которой Эмма жила, и, естественно, она согласилась встретиться с ним снова. Да и как она могла отказаться, когда была уже влюблена в него?
Он показывал ей свой родной остров, хотя с родными не знакомил. Родители его умерли, но у него была бабушка и многочисленные кузены, которые «не одобрят то, что мы встречаемся, сага», лениво пояснил он ей.
Но какое ей было до этого дело, когда каждый вечер Винченцо все больше приближал ее к наслаждению, о котором она и не мечтала? Эмма боялась, что он может счесть ее неуклюжей и наивной, но ему, похоже, нравилось учить ее, как и нравилась ее инстинктивная сдержанность.
Все было идеально до той ночи, когда она, наконец, позволила ему обладать ею, а потом был тот взрыв ужасных эмоций, которые последовали за их любовью. Боль, неверие,
Почему ты не сказала мне?! — взревел он. Эмма съежилась.
Я не знала, как!
— Ты не знала! — горько повторил Винченцо. — И позволила этому случиться. — Он покачал головой. — Я украл твою девственность — самое дорогое, что есть у женщины.
Но на следующее утро его злость улеглась, и последующие несколько дней он учил ее, как любить свое тело и его. Поэтому когда он приехал в аэропорт попрощаться, Эмма плакала по всему тому, что обрела и теперь теряла навсегда.
Она не ожидала, что еще когда-нибудь увидит его, но он неожиданно объявился в Англии и с такой злостью сказал ей, что не может выбросить ее из головы, словно она совершила преступление, став причиной его одержимости. Обнаружив, что у нее нет ни близких родственников, ни постоянной работы, Винченцо увез ее с собой в Рим, где Эмма и обнаружила, что встречается со сказочно богатым человеком.
Водворив ее в роскошную квартиру в качестве своей любовницы, он купил ей новый гардероб и одевал как куклу, превращая в женщину, которая кружит голову мужчинам. Эмма расцвела от его ухаживаний, но была слегка шокирована тем, что ее превращение выпустило на волю ужасную ревность. Винченцо подозревал даже своих друзей в том, что они домогаются ее.
— Мне невыносима одна только мысль, что кто-то другой прикасается к тебе, — бушевал он.
Не для того ли, чтобы целиком и полностью завладеть ею, он женился на ней? Или просто потому, что считал, будто скомпрометировал себя, лишив ее девственности? Но брак также означал респектабельную основу для кое-чего еще, чего Винченцо хотел больше, чем все богатство мира.
— Сын, — выдохнул он в их брачную ночь, гладя ее плоский живот. — Я хочу, чтобы ты подарила мне сына, Эмма.
Кто бы не пришел в восторг от этих слов? Уж конечно, не женщина, подхваченная и увлеченная головокружительным водоворотом любви. Но течение их занятий любовью, казалось, изменилось именно с этого момента. Теперь в них как будто появилась цель, которой не было раньше. А неизбежное разочарование каждый месяц, когда его долгожданный сын все никак не материализовывался, заставляло Эмму дергаться.
В одно из их периодических посещений Сицилии даже любимый кузен Винченцо, Сальваторе, заговорил о детях. Точнее, об их отсутствии.
Эмма чувствовала себя оскорбленной и уязвленной.
Вскоре эта тема стала главенствующей в их мыслях, но не в разговорах, ибо Винченцо упорно отказывался обсуждать это. Доведенная до отчаяния, Эмма втайне отправилась к врачу-англичанину на виа Мартинотти в Риме.
Новость была достаточно удручающей, но Эмма была так напугана, что засунула медицинское заключение в ящик стола, предполагая признаться Винченцо, когда будет «подходящее» время. Но как сказать мужчине, что его самая заветная мечта никогда не исполнится?