Не(полное) зачатие
Шрифт:
Когда меня вызвали в зал, где я представилась и приготовилась рассказывать все, что знаю, первое, на что обратила внимание - ненависть Аллы. Уж не знаю, что тут происходило без меня, но она была очень разозлена.
Мне дали слово и я начала свой рассказ. Сначала сбивчиво, потом все увереннее. На кону стояли не только честь и достоинство Терлецкого, но еще и безопасность нашего сына, о похищении которого я и поведала.
А потом перешла к событиям того вечера, когда, по убеждению Аллы, чуть не случилось
– Коршунова дала мне ключ от квартиры Терлецкого. Сказала, что Дима… то есть, Дмитрий Анатольевич все еще любит ее и назначил ей там свидание. И что она конечно же, на него пойдет. Странно было бы, если бы жертва осознанно шла на изнасилование, неправда ли?
– И что сделали вы?
– Я отправилась в квартиру Дмитрия Анатольевича, открыла дверь ключом и увидела, как Коршунова сидит на столе, обвив Терлецкого ногами, и стонет. Никаких криков, никаких взываний о помощи.
– Между Терлецким и Коршуновой был половой акт?
– Не было. Это я рассмотрела точно.
– Что было потом?
– Потом я убежала.
– Почему?
– Потому что… - я замялась, не зная, как ответить на этот крайне неудобный вопрос.
– Потому что я решила, что Коршунова мне не соврала, и Терлецкий действительно пригласил ее к себе на свидание.
Судья промолчала, а вот адвокат Аллы - нет. Еще бы! Надо же было как-то отрабатывать наверняка большой гонорар.
– Вы сказали, что точно рассмотрели, что полового акта между сторонами не было. Это объяснимо, ведь, заслышав, что входная дверь открывается, Терлецкий мог просто испугаться. Опишите этот момент подробнее, пожалуйста.
– По-вашему, Дмитрий Анатольевич испугался и отпрянул, а Алла так и продолжала стонать и тереться об него своими прелестями? Мне нечего присовокупить к уже сказанному, но я могу повторить для вас. Коршунова обвила ногами Терлецкого, стонала и извивалась. Даже если бы половой акт имел место быть, чего я, как уже сказала выше, не видела, Коршунова, по моим наблюдениям, получала от процесса огромное удовольствие.
– Хорошо, больше вопросов у меня нет.
– Беляшкина, вы можете занять свое место в зале суда.
Я растерянно заморгала, не зная, что мне делать. Все ли сказала так, как нужно? Не натворила ли дел? Арсений кивнул мне, давая понять, что все в порядке, и я, выдохнув заняла одну из свободных скамей в зале.
Глава 44. Дмитрий
Я смотрел на то, как Оксана дает показания и испытывал целый сонм разнообразных эмоций. Какое-то время назад (кажется, целую пропасть) я считал, что для жизни и семьи достаточно женщины, которая будет рядом, словно какой-то аксессуар. Безмозглой пустышки, вроде Аллы, которая механически нарожает мне детей и с которой не стыдно выйти в люди. И от тех своих, прежних, мыслей мне теперь
Потому что сейчас я понимал, что куда важнее, когда рядом человек, который в тебя верит. Который поддерживает, разделяя любую беду. Оксана говорила твердо, уверенно и даже если бы мне никто, кроме нее, больше не верил - этого было бы достаточно. Ее вера была больше, чем я вообще заслуживал.
Оглядев зал после выступления Беляшкиной, судья стукнула молотком и провозгласила:
– Суду требуется время для изучения некоторых материалов дела. Слушание переносится на завтра, на двенадцать дня.
Встав из-за скамьи, я подошел к Оксане и, взяв ее за руку, крепко сжал ладонь.
– Спасибо, - это все, что удалось сейчас сказать. Хотя всего того, что обуревало меня изнутри, невозможно было выразить даже в миллионе слов.
На выходе из зала заседания меня ждал сюрприз. Моя мать собственной персоной.
– Димочка!
– она вцепилась в мой рукав и я холодно посмотрел на нее с вопросом в глазах.
– Мне так стыдно!
– всхлипнула мать.
– Но ведь прежде ты так легко менял девушек…
– Ты пришла сюда зачем?
– спросил я ледяным тоном.
– Оскорблять меня?
– Нет!
– она вытерла слезы с покрасневших глаз.
– Я хотела извиниться, но ты не брал трубку…
– Я был недоступен для людей, которые меня обвиняют.
– Дима, - вмешалась мягко Оксана и просяще пожала мою руку.
От ее голоса и прикосновения волна обиды на мать схлынула, оставив внутри только усталость.
– Будем считать, что я тебя простил, - сказал я матери ровным тоном и направился к лестнице.
Оксана вдруг отпустила мою руку и я обнаружил, что рядом находится только мама. Все остальные отстали, оставив нас наедине друг с другом.
– Сыночек, - только и сказала она и вдруг, закрыв ладонями лицо, расплакалась. Этого я выдержать уже не мог. Прижал к себе хрупкую фигуру матери и успокаивающе погладил ее по спине.
– Все хорошо, - сказал я сдавленно.
– Я больше не сержусь.
– Я когда услышала, в чем тебя обвиняют… - мать сбивчиво заговорила, прерываясь лишь на вдох.
– Так сразу поняла, что врет эта Аллка! Не мог ты такого сделать!
– И не делал, - сказал я.
– Мой адвокат это обязательно докажет.
– Дай бог, - пробормотала мама, отстраняясь и я стер пальцами следы слез с ее щек.
– Поехали домой, - предложил с улыбкой.
– Бабушка Оксаны печет потрясающие пирожки.
– Я знаю, - улыбнулась мама и мы, переглянувшись, рассмеялись чему-то, понятному только нам двоим.
– Сегодня будет неожиданный свидетель, - шепнул мне Арсений, когда мы заняли свои места в зале суда на следующий день.
– Кто?
– нахмурился я.