Не предавай любовь. Книга 2

Ефремова Тата

Ему, кажется, было смешно. А Катя умирала от жалости и чувства вины.

— Это была драка, да? — хрипло спросила она.

— От тебя ничего не скроешь, — с улыбкой согласился Глеб.

— Я помажу.

— Только не ребра. Боюсь щекотки.

Когда Катя убирала на полку зеркало, в нем отразились их лица. Глеб смотрел на нее так нежно и мягко, что нахлынуло дежавю: школа, последний урок, она пишет что-то на доске, косится и ловит взгляд с последней парты. Ее словно обнимают… на расстоянии. И становится… тепло.

— Я тебя видел, — сказал вдруг Глеб,

глядя как раньше, исподлобья. Такой взгляд бывал у него, когда он ожидал, что с ним будут спорить, но уступать не собирался. — Утром. Ты шла на пары. И ночью, через окно. Да, я следил. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке. Если бы что-то было не так, я бы вернулся и убил его.

Глава 10

Глеб

Катя молчала. Глеб понял ее по-своему.

— Прости, что сразу не вмешался. Я просто сначала подумал… что вы типа вместе. Ну это тупо, конечно, да — подумать такое. Дело в том, что я вообще тогда туго соображал. Я не знал, что он нарик и сволочь. Что? Я поступил негуманно, так? Сейчас скажешь, что мордобоем проблемы не решаются? Лучше бы я с ним поговорил, да? Мы бы поговорили, все обсудили, обмусолили, и этот му**к признал бы, что неправ. И извинился? Так?

К концу тирады Глеб раздраженно повысил голос. И все же это был… прежний Глеб. Вспыльчивый и бескомпромиссный. Катя встряхнулась, спросила у себя самой: что ты делаешь? За тебя заступились, а ты уже разомлела. Забыла про предательство? Про Сашу забыла?

— Если бы ты не избил Юдина, я бы сама наняла кого-нибудь, чтобы его избили, — холодно сказала Катя.

У Глеба комично вытянулось лицо:

— Кто ты, незнакомая девушка? Что ты сделала с моей Катей?

Это «с моей Катей» ударило в голову, как пузырьки шампанского. Глеб быстро, в нарочито грубоватой манере сгладил неловкость:

— О, май гад! Неужели? Самарскую изменила сама жизнь?!

— Именно, — Катя усмехнулась. Что ж, Глеб прав — изменила. — Давай сюда мазь.

— И никаких больше: все можно простить, понять и принять? — вкрадчиво продолжил Глеб, передав ей тюбик.

— Я и раньше эту религию не исповедовала. По крайней мере не до такой степени, чтобы… всё.

— Да, я помню, и выслушать меня не захотела.

— У тебя даже на спине синяк.

Глеб нервно передернул плечами. От него немного пахло потом… и чем-то еще. Мужчиной. Какой знакомый, волнующий запах. Катя любила когда-то вдыхать его, когда они целовались — прятала голову у Глеба на груди и растворялась в его тепле.

У нее слегка закружилась голова.

— Я знаю, что ты думала, — настойчиво проговорил Глеб. Он волновался, и от этого мышцы на спине перекатывались под рукой Кати. — Пойми, так сложились обстоятельства. Мать меня подставила, Саша и Матвей подставили. Ты знаешь, что они спят и… уже тогда, наверное, спали?

Тюбик выпал из пальцев. Мысли роем закружили в голове.

— Откуда ты… знаешь?

Глеб повернулся к ней профилем.

Улыбка на его лице была злой.

— Оттуда. Меня можно долго держать за лоха, признаю, я тоже иногда склонен верить людям. Но Саша мне сама сказала. Правда, мне пришлось на нее слегка надавить.

— Вы ведь… вы долго встречались, — пробормотала Катя, не зная, что сказать.

— Но не тогда. В тот день я приехал, а тебя нет. Мать… ты ее знаешь. Она винила всех, кого только могла, а потом ушла в депрессию. Я искал тебя, я приезжал к тебе домой, разговаривал с дядей Мишей, хотел передать деньги от Антона.

— Я знаю. Я… не знаю. Полина была очень убедительна, — Катя не смогла подавить жалобные нотки в голосе. — И Матвей… он сказал…

— Да наплюй на них! — Глеб резко развернулся и положил руки Кате на плечи. — Просто наплюй! Это лживые себялюбивые люди. Они никого не любят, только деньги и свое эго. Они не стоят нашего внимания! Они и капли твоего внимания не стоят! Я все это время тобой одной жил! Знаю, это пафосно звучит, но так и есть! Чуть не ушел на самое дно, потому что не понимал, куда дальше идти. А ты? А ты?!

Это было мукой — смотреть в потемневшие глаза Глеба.

— Прости, но я не знаю, что тебе сказать, — пролепетала Катя, отведя взгляд. — Это слишком…

Она замолчала. Глеб заглянул в ее лицо:

— Они тебя… обидели? Все они. Ты болела, я знаю. И я тебя тоже… бросил. Скажи, что ты меня простила. Скажи, что все еще… что я для тебя не пустое место. Я на больше уже не рассчитываю.

Как объяснить ему, что лед на сердце так быстро не тает. Что в душе еще есть сомнения.

— Мы с Сашей больше не вместе, — проговорил Глеб, словно услышав ее мысли. — По сути, мы никогда не были вместе. Нас больше ничего не связывает.

— Ничего? — эхом вырвалось у Кати. И никого?

— Нет. Я клянусь. Есть только… ты.

Катя

Казалось, они целую вечность смотрят в глаза друг другу. У Кати не было слов — только незамутненное чувство счастья, от которого было немного неловко. Глеб вздохнул.

— Я все понимаю. Это… сложно. Я вывалил все это на тебя… сразу. Но я думал, несколько месяцев… год… долго. Просто дай мне шанс.

— А ты мне — время, — тихо проговорила Катя, уже зная, какое примет решение — ей просто нужно прийти в себе, пересидеть где-нибудь в тихом углу и переварить эту порцию счастья.

Она машинально развернулась и пошла к двери, ощущая тепло на плечах, где их касались руки Глеба.

— А книга? — вкрадчиво произнес он за спиной. — Ты же ее мне принесла? Ну или типа всегда носишь с собой что-нибудь на английском, я помню. «Стоунер». Этот… Джон Уильямс.

— А? Да, точно, — она почувствовала, что краснеет. Поискала глазами. Оказывается, она положила книгу на полку. — Вот. От Майкла. Ты просил материал…

— Американские трансценденталисты, — Глеб шутливо скривился и почесал в затылке. — Терпеть их не могу. Брякнул первое, что в голову пришло. Очень хотел к вам в клуб.