Не превышай скорости
Шрифт:
— Ух!
Рот мистера Кетчема со щелчком закрылся, его глаза резко открылись, радужная оболочка ярко вспыхнула. Он нагнулся вперед на скамье, затем откинулся назад. Человек со смуглым лицом наклонился над ним, положив руку ему на плечо.
— Да? — спросил мистер Кетчем, и сердце его подпрыгнуло.
Человек улыбнулся.
— Шеф Шипли, — представился он. — Не хотите ли пройти в мой офис?
— Ох, — сказал мистер Кетчем, — да, да.
Он выпрямился, слегка поморщился, все еще чувствуя одеревенелость мышц спины. Человек отступил назад и мистер Кетчем продвинулся, заворчав,
— Послушайте, — сказал он, не проснувшись еще окончательно, чтобы ощутить страх, — почему я не могу уплатить штраф и уехать?
Шипли холодно улыбнулся.
— У нас в Закри все происходит немного по-другому.
Они вошли в маленький, с запахом плесени офис.
— Садитесь, — сказал шеф полиции, огибая стол, в то время как мистер Кетчем опустился в кресло с прямой спинкой, заскрипевшее под ним.
— Не понимаю, почему я не могу уплатить штраф и уехать?
— В должное время, — сказал Шипли.
— Но, — мистер Кетчем не закончил. Улыбка Шипли выражала не больше, чем дипломатически замаскированное предупреждение.
— Я понял, что вы не женаты, — заметил Шипли.
Мистер Кетчем промолчал. Отплачу им той же монетой, подумал он.
— У вас есть друзья в Мэне? — спросил Шипли.
— А вам-то что?
— Просто рутинные вопросы, мистер Кетчем, — сказал шеф. — Единственный член вашей семьи — сестра в Висконсе?
Мистер Кетчем молча посмотрел на него. Какое отношение все это имеет к нарушениям дорожного движения?
— Сэр? — настаивал Шипли.
— Я уже сказал вам: то же самое я сказал офицеру. Я не понимаю…
— Здесь в связи с бизнесом?
Рот мистера Кетчема беззвучно открылся.
— Почему вы задаете мне все эти вопросы? — спросил он. Хватит трястись! — приказал он себе в бешенстве.
— Рутина. Вы здесь в связи с бизнесом?
— Я в отпуске. И не понимаю, что происходит! Я был терпелив до сих пор, но хватит с меня, требую, чтобы меня оштрафовали и отпустили.
— Боюсь, это невозможно, — сказал начальник.
Мистер Кетчем широко открыл рот. Это напоминало пробуждение от ночного кошмара и внезапное осознание, что кошмар все еще продолжается.
— Я… я не понимаю, — проговорил он.
— Вам следует предстать перед судьей.
— Но это же смешно.
— Так ли?
— Вот именно. Я являюсь гражданином Соединенных Штатов. Я требую соблюдать мои права.
У Шипли улыбка увяла.
— Вы ограничили эти права, когда вы нарушили наш закон, — проговорил он. — Теперь вам придется расплачиваться за это, как мы определим.
Мистер Кетчем тупо посмотрел на него. Он понял, что полностью в их власти. Они могут оштрафовать его, на сколько пожелают, или на неопределенный срок засадить в тюрьму. Все эти вопросы, на которые он должен был отвечать, причем не понимая, почему их задают ему… теперь он осознал, что его ответы представили его как почти безродного, не имевшего никого, кто бы заботился о нем при жизни…
Комната, казалось, поплыла. Липкий пот покрыл все его тело.
— Вы не можете сделать этого!
— Вы должны провести ночь в тюрьме, — возразил начальник. —
— Но это смешно! — взорвался мистер Кетчем. — Смешно! У меня есть право сделать один звонок по телефону, я могу сделать телефонный звонок. Это мое законное право.
— Это было бы возможно, — сказал Шипли, — если бы в Закри была телефонная связь.
Когда они вели его в камеру, мистер Кетчем увидел гравюру в холле. Это был все тот же бородатый моряк. Мистер Кетчем не заметил, следили его глаза за ним или нет.
Мистер Кетчем пошевелился. Чувство замешательства отразилось на его онемевшем от сна лице. Раздался лязгающий звук; он приподнялся на локте.
Полицейский вошел в камеру и протянул поднос.
— Завтрак. — Он был старше других полицейских, даже старше, чем Шипли. Его волосы были серо-стальными, а чисто выбритое лицо покрыто сетью морщин вокруг рта и глаз. Униформа плохо сидела на нем.
Когда полицейский стал открывать дверь, мистер Кетчем поинтересовался:
— Скоро я увижу судью?
— Не знаю, — ответил полицейский и вышел.
— Подождите! — выкрикнул мистер Кетчем.
Удаляющиеся шаги полисмена гулко прокатились по цементному полу. Мистер Кетчем продолжал смотреть на то место, где находился полицейский. Сонная пелена упала, и сознание наконец прояснилось.
Он сел, потер глаза онемевшими пальцами и поднес к ним запястье. Семь минут десятого. Толстяк поморщился. Черт побери, они еще пожалеют об этом! Его ноздри дернулись. Он принюхался, начал подтягивать поднос, затем отдернул руку.
Нет, он не станет есть их чертову еду. Мистер Кетчем сел прямо, затем наклонился и пристально посмотрел на свои ноги. В его желудке забурчало.
— Ладно, — пробурчал он через минуту. Сглотнув, он подтянул к себе поднос и снял с него крышку.
Три яйца, зажаренные в масле, огромные желтки уставились в потолок, окруженные длинными хрустящими кусками мясистого сочного бекона. Рядом с ними находились тарелочка с четырьмя тонкими, как книжный лист, тостами, смазанными сливочным маслом, и бумажная чашка с желе. Тут же был высокий стакан пенистого апельсинового сока, тарелка клубники, истекающей соком в алебастровых сливках. Наконец, высокая кружка, в которой плескался свежесваренный кофе, издающий настоящий аромат.
Мистер Кетчем поднял стакан апельсинового сока. Отпил чуть-чуть и подержал во рту для пробы. Лимонная кислота нежно покалывала его теплый язык. Он проглотил. Если сок отравлен, то это было сделано рукой мастера. Слюна наполнила его рот. Он внезапно вспомнил, что перед тем, как его задержали, он намеревался остановиться у кафе, чтобы перекусить.
В то время как он ел, осторожно, но решительно, в мозгу прокручивалось все произошедшее с ним. Видимо, они сожалели о своем промахе. Объяснение довольно хлипкое, но хоть какое-то. Еда была превосходной. Кое-что следовало сказать в адрес этих жителей Новой Англии: эти сукины дети здорово готовили. Завтрак мистера Кетчема обычно состоял из сладкой разогретой булочки и кофе. С тех пор, как юношей он покинул дом своего отца, ему никогда не перепадало такого завтрака.