Не прикасайся!

Дисклеймер: все события случайны, герои и локации выдуманы и не имеют ничего общего с реальным положением дел. Некоторые реалии, факты и события намеренно искажены во избежание недоразумений.

– Попалась!

Шум машин, гул ночного города, музыка из баров и ресторанов – все смешивается в единую какофонию звуков, от которой раскалывается голова. Я не могу дышать, но не потому что мужские

руки сдавливают грудину, а потому что снова слышу его голос. Он очень близко, дыхание царапает кожу. Мне кажется, я слышу, как бьется сердце мужчины, но на самом деле это лишь иллюзии перепуганного мозга.

– Пусти! – рвусь на свободу, но не так-то просто сдвинуть его руки хотя бы на миллиметр.

– Думаешь, можно разрушить мою репутацию и просто сбежать? Нет уж, крошка, так не пойдет. Хотела войны? Сейчас получишь.

– Пусти! Я буду кричать!

– Кричи сколько угодно, твои ориентировки передали ментам с пометкой, что ты буйная и неадекватная.

– Я не буйная! – задыхаюсь от возмущения.

– Я вижу.

– Отпусти немедленно!

К моему удивлению он вдруг слушается. Я не чувствую опоры и отшатываюсь, но, к счастью, успеваю опереться на стену и не упасть.

– Отпустил. Куда побежишь? Я ведь все равно догоню. Зачем ты хочешь сделать себе больно, Настасья?

– Не стыдно издеваться над слепой девушкой?

– Не стыдно втыкать мне нож в спину после всего, что я для тебя делал?

– Ты разрушил мою жизнь!

– И ты решила разрушить мою в ответ? Давай посмотрим, что у тебя выйдет. И до чего ты доиграешься…

Я оказываюсь зажата между стеной и его телом, хотя разницы никакой: стальные мышцы под моими ладонями внушают иррациональный страх. Да он же одним движением способен стереть меня в порошок! И о чем я только думала?

Но я знаю, о чем. Мне было обидно. Так обидно, что разум отключился, уступил дорогу эмоциям. Я перешла дорогу Алексу Крестовскому, и теперь он это так не оставит, его, в отличие от большинства, не трогает хрупкая девочка в черных очках. Ему плевать на меня, для него существует только его репутация, его жизнь, его успех. Ради которого он шагает по головам и судьбам.

Чувствую, как губ касаются холодные пальцы, отворачиваюсь в последнем, беспомощном желании оказаться где-нибудь далеко-далеко…

– Не трогай меня! Не смей… не прикасайся!

Настасья

Я сижу в холле и слушаю интервью. В голове четкая картинка: широкоплечий спортивный мужчина с короткими светлыми волосами сидит на стуле в студии и улыбается так, как умеет только он. С прищуром, с искорками во взгляде, самоуверенно и небрежно.

– Вы – интересная личность в мире фигурного катания. Насколько я понимаю, у вас нет опыта выступлений в этом виде спорта.

– Верно.

Я занимался хоккеем.

– И как же так вышло, что сейчас сразу две ваши ученицы претендуют на место в сборной?

– Наверное, я хороший организатор. Надо понимать, что когда мы говорим о тренерском штабе Александра Крестовского, мы имеем в виду не только меня, но и мою команду. Это Алевтина Сергеева, тренер, занимающийся скольжением. Георгий Демченко, он ставит прыжки. Хореографы Елизавета и Макар Рябцевы. Директор «Эдеа-элит» Сергей Крестовский. Это лишь основной состав штаба, среди них есть известные фигуристы, олимпийский вице-чемпион.

– Но все же медийное лицо группы – именно вы.

– Я начинал с подкаток хоккеистов. В основном это были дети, которые едва стояли на коньках. Однажды мне предложили взяться за подкатки фигуристки, совсем крошечная девочка, она позже завершила карьеру и решила развиваться в сторону образования. Тогда я понял, что мне интереснее работать с фигуристами. Я действительно хороший организатор. Это не значит, что я не понимаю ничего в виде спорта, с которым работаю. Скорее наоборот: я понимаю в нем все и этим избавляю свою команду от проблем.

– Вы имеете в виду влияние в федерации?

– Не только это… точнее, не столько это. – Я слышу, как он усмехается. – Я технарь до мозга костей. Я вижу спортсмена и могу просчитать его максимум, я знаю правила, все до мельчайшей надбавки за поднятую при прыжке руку или дотянутую при вращении ногу. Это то, что не могут делать многие великие тренеры: отбрасывать личное и смотреть на спортсмена как на куклу с заданным количеством степеней свободы.

– Трудно работать с девушками?

– Трудно работать с ленивыми. А какого они пола – неважно.

– Кого из одиночниц назовете примой группы?

– Кого бы я ни назвал, лед скользкий. Посмотрим, что будет на стартах.

– Не могу не спросить об Анастасии Никольской.

Я резко выпрямляюсь в кресле и хватаю со столика журнал, чтобы закрыть лицо. Зачем отец привел меня сюда?! А если кто-нибудь меня узнает?

– Подающая надежды фигуристка вдруг перестала выступать. Что случилось? Пресса винила во всем конкуренцию, мол, не выдержала, испугалась.

– Об этом вам лучше спросить ее родителей.

– Они, насколько мне известно, не публичные люди.

– Тогда мне остается только посочувствовать. Думаю, Анастасия выиграла достаточно, чтобы не жалеть о последствиях своего выбора.

Когда я слышу эти слова, меня накрывает яростью. Как он смеет вообще произносить мое имя! Говорить о выборе! Черт, я совершенно явственно слышу в его словах и намек, и усмешку. В интервью федеральному каналу нельзя говорить «она сама виновата в том, что потеряла зрение и не смогла вернуться в спорт, пусть скажет мне спасибо, что взяла хоть парочку медалей!».