Не проси прощения
Шрифт:
Согласие он дал, но это было больно. Настолько больно, что Виктор потом неделю не мог работать. После смирился, посчитав это своим наказанием за совершённое преступление. Убийц сажают в тюрьму, а что делают с предателями? По закону — ничего. Но высшая мера наказания всё же не в законе, а где-то совершенно в других сферах, это Виктор теперь знал точно.
И да, вчера был его «дежурный» звонок сыну. Узнать, как дела и работа, как личная жизнь и вообще настроение. Суббота, около одиннадцати часов утра… Виктор думал, что Максим как раз дома — сын был уверенной совой, даже занятие себе выбрал соответствующее,
Однако он ошибся — Максим явно был за рулём.
— Извини, пап, — сказал он, как только Виктор поздоровался. — Я занят слегка, к Ришке еду.
Каждый раз, когда Максим говорил «Ришка», это милое сокращение резало Виктора, словно ножом по губам. Его милая девочка, любимая дочка… У них всегда были очень тёплые отношения, Ира в шутку называла Марину папиным ребёнком.
Увы, всё это было разрушено до основания, и последний раз Виктор видел Марину много лет назад, в тот день, когда она заканчивала школу, — и то издалека. Впрочем, ситуация с Максом была не лучше. Сын соглашался на встречи крайне редко, не чаще пары раз в год. И то отказывался до последнего, используя любой предлог, чтобы не видеться с отцом.
— К Ришке… — повторил Виктор имя дочери, ощущая, как оно ласковым теплом щекочет губы. И тут же забеспокоился: — А чего ты к ней едешь в субботу с утра пораньше? Что-то случилось?
— Нет, ничего. Всё в порядке.
Максим говорил спокойно, но Горбовский уловил в его голосе какую-то странную напряжённость. Так отвечают, когда есть, что скрывать.
— Макс, я тебя очень прошу, скажи мне правду, — попросил Виктор вежливо. — Я ведь не враг вам обоим. Да и волноваться буду, если ты не скажешь. Она же не обратится ко мне за помощью…
— Пап, Марине не нужна помощь, — оборвал его монолог сын. — Всё у неё в порядке, отлично даже. И вообще у нас у всех всё в порядке. Твоими молитвами, что называется.
Виктор вздохнул. Он привык к подобным подколкам со стороны Максима, который так ничего и не забыл, и не простил, — но всё равно каждый раз становилось тошно и неприятно, словно ему вновь расковыряли едва зажившую рану.
— Макс…
— Хотя ладно, мне не жалко, — в голосе сына неожиданно появились ехидные нотки. — Ришку сегодня выписывают из роддома. Родила она.
А вот теперь уже — удар под дых…
— Родила?..
— Ага.
— К-к-кого? — еле выдавил из себя Виктор. Голова горела, мысли плавились, а в глаза будто бы кислотой плеснули.
— Человека, вестимо, — насмешливо хмыкнул Максим. — Ладно, пап, давай. Не хватало ещё мне из-за тебя в аварию попасть.
И бросил трубку.
2
Виктор
Родила…
Горбовский ошеломлённо сел на пол — ноги не держали.
Родила…
Значит, он теперь дедушка. У него есть внук. Или внучка? Впрочем, какая разница — нет никаких сомнений в том, что он никогда не увидит этого ребёнка. Марина не позволит. Удивительно, как она разрешила Максиму вообще упомянуть о нём… Впрочем, возможно, что и не разрешала, а просто забыла запретить. Беременность, гормоны… Могла и забыть. А вот то, что Марина наверняка попросила не говорить
Весь день Горбовский проходил как сомнамбула, едва не натыкаясь на стены. От тоски и бессилия хотелось выть, но он знал, что не должен позволять себе подобное. Его дети давно выросли, по двадцать пять лет обоим, и пора бы привыкнуть, что они в нём не нуждаются. Да, пора бы…
Но совесть выла, в очередной раз разбуженная разговором с сыном, и Виктор маялся, не зная, как её угомонить. Он понимал, что разрушил всё собственными руками и происходящее сейчас — только его вина. И сам себе не мог ответить на вопрос, заслуживает ли прощения. Что он сделал хорошего? Ирине и детям — ничего. С того самого дня, как они застали его, любимого отца и мужа, в ювелирном с любовницей, — ничего. Не считать же хорошим справедливый развод и то, что Виктор старался не мозолить глаза ни жене, ни детям. Да, если уж быть честным по отношению к самому себе, то необходимо признаться — ничего хорошего Горбовский не совершил, а вот плохого… да, его было более чем достаточно.
А теперь ещё и сон этот, из-за которого Виктор вновь погрузился в кошмар двенадцатилетней давности. Казалось бы — пора забыть, всё дела давно минувших дней. Но он не мог. Возможно, и забыл бы, если бы в его жизни были хоть какие-то радости, не считая работы. Другая семья, новая жизнь. Но… не сложилось. Ничего не сложилось, и всё, что было по-настоящему дорого, потеряно навсегда. Как тут забудешь?
Виктор налил себе ещё один стакан воды и выпил залпом, как водку, — словно поминал кого-то. Хотя почему же — словно? Поминал. Себя. Никчёмного мужичонку, который ради приступов похоти разрушил свою жизнь. Счастливую жизнь, обожаемую семью. И едва не убил любимую жену.
В комнате пришедшим сообщением пиликнул телефон. Горбовский нахмурился и помотал головой — может, послышалось? Перед тем, как уйти на кухню, он смотрел на экран мобильного и точно помнил, что там светились цифры — три часа ночи. Сейчас, наверное, половина четвёртого. Спам?
Виктор помыл стакан, ополоснул лицо, протёр лысую голову, постоял несколько секунд, склонившись над раковиной, будто бы его тошнило, а потом ушёл обратно в спальню. Взял телефон, поморщился, поняв, что сообщение в мессенджер пришло с неизвестного номера, и хотел даже сразу его удалить… но зачем-то открыл.
И задохнулся.
Сообщение состояло из одной только фотографии. И на ней была улыбающаяся Марина, державшая на руках крошечную маленькую девочку. Голенькую. Новорождённую.
Девочку.
Его внучку.
Виктор сипло вздохнул и почти рухнул на пол, расплакавшись, словно мальчишка.
3
Виктор
Сколько времени он сидел на полу и смотрел на фотографию, улыбаясь сквозь слёзы, Виктор не знал. Наверное, долго, потому что, когда наконец поднялся, спина немилосердно ныла, а задница и вовсе ощущалась как одна большая мозоль. Виктор немного подвигался, поделал упражнения, чтобы разогреть мышцы, а затем вновь открыл присланное сообщение.