Не просыпайся
Шрифт:
– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросил гость, повернувшись к ней.
– Так, словно мои мозги взбили миксером. Больно даже головой пошевелить.
– Может, попробуете принять резолв, – инспектор сочувственно улыбнулся. – По-моему, это лучшее лекарство, хотя вам, как врачу, вероятно, лучше знать.
– Большинству моих пациентов я обычно ставлю большую капельницу с физраствором. А мне должна помочь пара таблеток парацетамола. Вы что, работали всю ночь?
– А также утро и день, – ответил Тёрнер и, заметив недоумение на лице хозяйки, добавил: – Уже без пятнадцати четыре.
Алекс была потрясена.
– Я только что разговаривал с коронером, – сообщил Грег. – Мне выдали предварительный отчет о вскрытии. На очереди еще токсикология и прочие исследования, но он дал мне достаточно материала для работы.
Глубоко вздохнув, Алекс ждала продолжения.
– Он полагает, что имел место самостоятельный криминальный аборт.
Алекс упала на диван. Она была так уверена, так убеждена, что и в этом виноват похитивший ее мерзавец! Судорожно вздохнув, попыталась осмыслить это откровение.
– Почему же они решили, что он был самостоятельный?
– Они пока еще ничего не решили, но находки склоняют их к такому выводу. Ее отпечатки пальцев на инструменте.
– Каком инструменте?
– Она пыталась сделать его профессионально. Есть версия, что ей не удалось сделать аборт самой или она не выдержала мучительной боли.
– Вы подразумеваете, что инструмент находился внутри? Чем она воспользовалась?
– Какой-то маточной кюреткой. Я не вполне понимаю, что это такое. Этот инструмент вроде как повредил матку. Его обнаружили там во время вскрытия. Суд- медэксперт считает причиной смерти геморрагический шок. Но что это за штука?
– Хирургический инструмент в форме длинной тамбурной иглы с каплевидным крючком. Она используется для выскребания содержимого матки. Применяется во время хирургического аборта и исключительно под наркозом. Вы представляете, как женщина делает это сама? Вводит себе иглу через собственное влагалище? Извините за натуральные подробности, но они именно таковы.
Увидев, как Тёрнер поморщился, Алекс решила пойти до конца:
– С какой стати ей делать аборт самой? Причем у нас, в Бате, в Соединенном Королевстве, в двадцать первом веке… Ведь есть Национальная служба здравоохранения и множество частных клиник, готовых оказать всяческую помощь. Зачем вообще женщине идти на жуткий риск, пытаясь самой избавиться от нежеланной беременности?
– По словам ее терапевта, в последнее время она была подавлена, особенно с тех пор, как узнала о беременности. Он лечил ее от гонореи, и она беспокоилась, что это могло повредить плоду. Две недели назад она советовалась с ним по поводу прерывания. Он ждал ее решения.
Алекс поднялась с дивана, в отчаянии махнув рукой.
– Так почему же она не пришла к нему? Ведь с легкостью могла получить любую помощь…
– Нам пока неизвестно, почему Эббот сделала это. Она была профессиональной медсестрой.
– Значит, все, что я говорила вам раньше, сейчас звучит несуразно. Должно быть, вы сочли, что вам позвонила какая-то сумасшедшая. Я как раз подумала…
Грег Тёрнер сел на подоконник и скрестил ноги в лодыжках.
– Доктор Тейлор, нам не удалось обнаружить никакой связи. Я прочел ваши показания и пообщался с констеблем Бест. Понимаете, в ту ночь они тщательно обыскали и саму больницу, и прилегающую территорию. И ничего не нашли. Проверили все операционные. В трех из них в то время, о котором вы говорили, проводились операции. Мы опросили хирургические бригады, работавшие в ту ночь, и все они признали, что никто посторонний не мог бы занять одну из операционных так, чтобы они не знали об этом. Дежурные уборщицы находились в больнице до полуночи, поскольку в одной из операционных обнаружили стафилококк, и им пришлось ждать полного окончания работ, чтобы провести дезинфекцию. К сожалению, система видеонаблюдения не достигает той части парковки, где вас обнаружили, но на земле около того места, где вы лежали, обнаружили три большие свежесломанные ветви.
Алекс старалась сохранять спокойствие. Ей отчаянно захотелось выпить что-нибудь покрепче – кофе, сдобренного виски, оказалось недостаточно. Она нуждалась в крепком неразбавленном напитке, чтобы разогнать кровь.
– Платье, в котором я была в ту ночь, забрали ваши сотрудники; не думаю, что констебль Бест обратила на него внимание.
Полицейский прищурился, услышав, как изменился тон ее голоса, когда она упомянула имя его подчиненной.
– Оно осталось сухим, совершенно сухим… и совершенно чистым, насколько я видела, – продолжила Алекс. – Они нашли меня за парковкой, где я долго лежала под дождем, умудрившись остаться сухой и чистой. Как вы это объясните, инспектор Тёрнер?
– Не знаю. Может, в лаборатории что-то обнаружат… Если уже не обнаружили. Я напомню им о необходимости провести исследование. И также поговорю об этом с констеблем Бест. Хотя не сомневаюсь, что она не обошла вниманием состояние вашего платья. Ее отношение к работе достаточно серьезно.
Алекс вспыхнула, осознав подразумеваемый Тёрнером упрек, но, черт побери, она предпочла бы быть проклятой, чем извиниться. Лора Бест даже не потрудилась позвонить и спросить, как она себя чувствует.
– Спустя несколько дней констебль Бест пыталась увидеться с вами, но вы уже улетели, – добавил инспектор. – Ваши коллеги сообщили ей, что у вас недельный отпуск.
Почувствовав, как задрожали ее губы, Алекс до боли прикусила нижнюю губу, чтобы не разреветься. Ей уже осточертело плакать, так откровенно проявляя собственную слабость. Восстановив дыхание, она немного успокоилась.
– Две недели назад у меня была нормальная жизнь. Любимая работа, коллеги, доверявшие моему мнению… А сейчас от моей жизни остались одни руины. И я не в состоянии ничего исправить. Что бы вы сделали на моем месте?
Обхватив ладонями кружку с кофе, Грег задумчиво помолчал.