Не прячьте ваши денежки

Клюева Варвара

— Ну что же, все не так плохо. Себя я смело исключаю, Веронику, хотя вы со мной не согласны, тоже. Роман у нас был убийцей по первой версии, а по этой он — невинная жертва. Тамара лежит в больнице с сердечным приступом, поэтому убить Романа этой ночью никак не могла. Вот мы и вычислили негодяя. Что вы качаете головой? Вас не устраивает Сурен в роли убийцы? Ничего, эту версию отработаю я сама, а вам останется первая.

— Не говорите глупостей, Варвара Андреевна. Ловля преступников — занятие не для благородных девиц. Вам уже чуть не сломали шею. Если хотите острых ощущений, сходите на аттракционы, в комнату ужасов.

— Михаил Ильич,

как вы не понимаете: у меня нет другого выхода! Сегодня Петровский узнает, что один из его свидетелей убит и я была на месте преступления, когда это произошло. Не знаю, сложно ли ему будет убедить прокурора в моей виновности, но он своего добьется, он из таковских. Я, конечно, могу пожить пару дней у кого-нибудь из знакомых, но прятаться всю оставшуюся жизнь не собираюсь. У вас хватает дел и без меня, дай бог, если останется время поискать цыганковского сообщника. Я бы не стала вас просить и об этом, но, боюсь, самой мне не справиться. Вас как лицо официальное убитые горем друзья и родные, наверное, все-таки примут, со мной же никто и говорить не станет. А Веронику нужно спасать, и как можно скорее. Видите: я предлагаю самый разумный выход. Вы проверяете связи Цыганкова, я занимаюсь Суреном. Так мы сэкономим время, и вам не нужно будет разрываться на части.

— А почему бы вам не оставить Сурена моим коллегам из МУРа?

— Ваши коллеги из МУРа не будут плясать под мою дудку, они под чутким руководством следователя Петровского будут собирать улики против меня. А за мою жизнь не беспокойтесь. У меня есть четверо друзей. Даю вам честное слово: с сегодняшнего дня они не оставят меня ни на минуту. Боюсь, после того как я обманула одного из них, чтобы поехать к Веронике, мне придется ходить под конвоем даже в ванную. Не будем спорить, Михаил Ильич. Если только вы не собираетесь сейчас же отправить меня за решетку, я все равно сделаю по-своему. Кстати, а вам ничего не будет, когда Петровский узнает, что вы меня отпустили?

Полевичек усмехнулся.

— А я не имею права вас задерживать. Он же еще не добился постановления о вашем аресте. Вы пришли ко мне добровольно, чтобы дать показания, закона не нарушили, а что касается вашего намерения удрать из дому, я о нем ничего не слышал. У меня, знаете ли, иногда проблемы со слухом.

— Спасибо. Можно считать, что мы договорились?

— Не уверен. Над связями Цыганкова я поработаю, а вот против вашего самостоятельного розыска решительно возражаю. Поскольку вы дали понять, что на мои возражения вам наплевать, вряд ли можно говорить о каком-либо договоре между нами. Как я смогу с вами связаться в случае необходимости?

— Позвоните моей тетке, она меня найдет. Вот ее визитная карточка. Да, а зачем вы меня разыскивали вчера вечером?

— По поводу тетки Вероники. Вы уверены, что ничего не напутали? По тому адресу, что вы указали, в доме вообще нет одиннадцатого этажа, и ни в одной из квартир подъезда Валерия Павловна Пищик никогда не проживала. Кстати, отчество матери Вероники не Павловна, а Максимовна.

— Ох, не знаю! Я уверена, что точно записала слова отца. Правда, папа у меня большой путаник. Я позвоню ему еще раз, уточню. Спасибо вам за все и извините за это наглое вторжение.

— Ну что вы, мне было очень приятно, — съехидничал Полевичек.

А может быть, просто любезно соврал. Я настолько устала, что уже не воспринимала таких тонкостей.

Глава 11

По дороге к Марку я,

чтобы не уснуть за рулем, изобретала способы уклониться от ожидающей меня экзекуции. Воображение услужливо рисовало мне, как Марк и Прошка гипнотизируют взглядом дверь, облизываясь, точно голодные тигры. Время от времени они поглядывают на обманутого мной Генриха, который с понурым видом бродит по квартире, и жажда крови вспыхивает в них с новой силой. Леша, предчувствуя приближение бури, благоразумно забился в угол; остановить стихию все равно не в его силах — легче остановить неуправляемую ядерную реакцию.

Может, повернуть домой? Утречком Петровский меня арестует, а лет через десять, когда я отмотаю срок, праведный гнев Марка и Прошки, возможно, поостынет. Нет, пожалуй, в данном случае тюремные стены — не слишком надежная защита. Кроме того, я не могу бросить на произвол судьбы троюродную сестру.

Может, напиться до поросячьего визга? Говорят, пьяные исключительно невосприимчивы к побоям. Или упасть в обморок? Способны ли мои друзья цинично пинать ногами бесчувственное тело? Я еще раз бросила мысленный взор на их оскаленные физиономии и поняла: эти — способны.

Самое неприятное, что правда на их стороне. Никуда не денешься: возьми я к Роману Генриха, у меня сейчас был бы свидетель. Петровский мог бы сколько угодно сомневаться в нашей правдивости, но арестовать меня ему никто бы не позволил. Кроме того, будь рядом со мной Генрих, я бы быстрее оправилась от потрясения и сообразила, что убийца в доме и его можно задержать. А не задержать, так хотя бы увидеть. Для этого достаточно было выбежать на улицу и держать под наблюдением обе двери.

Каюсь, к Марку я была несправедлива. Открыв дверь, он с первого взгляда оценил мое состояние, а вторым заткнул рот Прошке, только и успевшему произнести: «Докатилась, Варвара…»

— Налей ей большую рюмку, живо! — Прошка побежал к бару, а Марк встряхнул меня за плечи. — Не раскисай, Варвара, слышишь?

Из комнаты пришел Генрих со стулом.

— Посиди, сейчас все пройдет. Может, пососешь валидол?

— Вы что? — запротестовала я. — Со мной все в порядке. Просто немного устала.

— Генрих, принеси зеркало, — попросил Марк, обернувшись. — Пусть полюбуется, в каком она порядке.

— Смерти ее хочешь? — сунув мне в руки бокал, полюбопытствовал Прошка. От вида этой рожи и чемпиона по здоровью штопором скрутит. Пей, зомби!

Я выпила водку, как воду, даже не почувствовав вкуса. Сначала ничего не произошло, потом в мозгу заклубился приятный туман и все тело как-то сразу расслабилось. Я только теперь осознала, в каком напряжении провела последние двенадцать часов. Сначала — волнующая встреча с Петровским, потом нервное ожидание невесть куда запропастившейся троицы доморощенных детективов, долгожданный, но странный звонок Вероники, минута в объятиях трупа (вернее, труп побывал в моих объятиях) и, наконец, изнурительный разговор с Полевичеком. Я была уже на пределе, когда приехала к нему, и только необходимость во что бы то ни стало перетянуть его на свою сторону питала мои силы. Не знаю, догадался ли он, чего стоил мне тот легкий, почти легкомысленной тон, в котором я вела беседу. Но мне по опыту известно: если хочешь чего-то добиться от человека, на него нельзя давить. Слезы, мольбы, угрозы, демонстрация отчаяния — все, что может создать впечатление, будто тебя загоняют в угол, — вызывает только инстинктивное желание защититься и, как следствие, неприятие или равнодушие.