Не-птица
Шрифт:
Но ведь рядом шла Иволга. А значит, с миром можно было мириться.
— Давай, забери нашу красотку, — Ива прислонилась к стене и закурила сигарету. На ресницах подруги осел иней.
— А ты не зайдешь?
— Не, со мной ее не отпустят. Все, не якори! — она подлетела к домофону и набрала квартиру Милы.
Пришлось подниматься в одиночку. В подъезде не горело ни одной лампочки, но за окном вечер лишь начинался, так что я добрался до входа в чужую квартиру — теплого желтого прямоугольника в конце одного из лестничных
— Здравствуй! — растягивая «а» протянула невысокая, толстоватая женщина. Судя по очевидному сходству — мать. — А Мила и не говорила, что у неё есть такой красивый друг!
В ее устах «друг» прозвучало по-советски сально, с невысказанным, но всем понятным подтекстом. То, как дружелюбно это произнесли, заставило меня покраснеть и потупиться.
— Здравствуйте.
— Да ты проходи, проходи! — меня бесцеремонно затащили внутрь, в горячий (после мороза снаружи), тесный и сдавливающий коридор. — Милочка сейчас выйдет, всё прихорашивается. Вадим, Вадим, ну куда ты там, поздоровайся хоть!
В одном из трех дверных проемов возник худой, морщинистый мужчина в домашних брюках и рубашке. В отличие от безымянной, но гиперактивной женщины, Вадим (наверное, Милин папа) меня стеснялся. Пожав руки, мы отступили в разные концы коридора, откуда неловко друг на друга молчали. Мать, терзаемая непреодолимым желанием заполнить каждую секунду тишины собой, снова открыла рот:
— А Милочка-то тебя с утра ждет, волнуется, с обеда вообще у себя заперлась, всё собирается!
— А вы уверены, что с ней все хорошо? — забеспокоился я.
— Да что с Милкой сделается! — пробурчал Вадим.
— Вот именно! — горячо поддержала женщина и, как бы в подтверждение её правоты, открылась единственная захлопнутая в этом коридоре дверь.
Мила снова поразила меня простотой и красотой собственного образа. На ней было длинное, в пол, вечернее платье, привычное косое каре придерживала теперь аккуратная серебристая заколка, открывая миру правый глазик девушки. Шрам, так Милой нелюбимый, покоился под тональным кремом, почти даже и не заметный. На ногах парикмахера поблескивали элегантные туфельки.
— Привет, — просто сказала девушка.
— Привет. Ты великолепна.
Мила покраснела и потупилась. Её мать опять что-то закудахтала, но уже гораздо тише и умиротворённее. Взяв подругу за руку, я подвел её к выходу.
— Закажу нам такси. Одевайся теплее, там лютый холод.
— Я знаю, — она сняла с вешалки куртку и накинула на плечи. — Идём?
— Прошу, — я отступил, пропуская Милу вперед.
— А то остались бы, все вместе отпраздновали… — робко предложила мама. Дочь бросила на неё короткий, но выразительный взгляд. — Ну ладненько! Счастливо вам отдохнуть! С днем рождения, доченька!
За нами закрылась дверь, но несколько секунд Мила оставалась такой же отрешенной и напряженной.
— Иди спокойно, —
Только спустившись на этаж ниже, она смогла расслабиться.
— Ива внизу?
— Конечно. Думаю, мы её запустим в подъезд, и все вместе подождем такси. А почему Иве нельзя за тобой зайти?
Мила закатила глаза.
— Родители спалили нас за поцелуем. Ива им и до этого не нравилась, а уж когда такое обнаружилось…
— Понятно, — кивнул я. — Сочувствую.
Мы спустились. Я открыл приложение, чтобы вызвать машину, Мила — дверь, пропуская внутрь замерзшую Иволгу.
— С днюхой! — та моментально повисла у подруги на шее.
— Спасибо, родная.
Они сразу затихли — поцеловались. Я уставился в экран, чувствуя, как горят уши. До приезда такси осталось четыре минуты.
***
Кафе было дорогое, но все-таки не ресторан. Уютный столик в углу зала, у окна, приемлемые по ценам и вкусные блюда в меню, ненавязчивая музыка — что еще нужно троим друзьям, чтобы тихонько попраздновать? Мы решили, что серёжки будут подарком от Иволги, а поход в кафе — от меня.
Разумеется, ни Лену, ни Руса Мила не пригласила. Я вообще подозревал, что изначально планировалась только Ива, но красноволосая каким-то образом пропихнула с собой мою тушку. Впрочем, Мила нисколько не расстроилась, и вообще вела себя необычно: смеялась часто и охотно, прикрывая аккуратный ротик ладонью (жест удавался естественно и очень мило), шутила, хоть и недотягивая остротой до Иволги, говорила много и охотно.
Ива, наоборот, держалась скованно и смущенно. Она все время заглядывала подруге в глаза, тщась заметить там что-то, ведомое ей одной. Ела красноволосая мало, и уже один этот факт явственно свидетельствовал о неспокойствии её души.
— Мил, а можно спросить?
— Уже спросил, — девушка улыбнулась, медленно подмигнула и отпила вино.
— Тогда рискну ещё раз. Ты всегда хотела быть парикмахером?
Мила откинулась на спинку стула и приподняла бокал, глядя через него на свет.
— Нет. Хотела стать дизайнером или, например, стилистом.
— Что помешало?
— Деньги, — легко призналась девушка. — У родителей нет денег, чтобы оплачивать обучение. А на бюджет я не протиснулась, увы. Пришлось идти по максимально близкой специальности.
— Понимаю, — я кивнул. — Говорят, это невежливо, но сегодня, думаю, можно. Сколько тебе лет?
— Двадцать пять.
«А выглядишь ты старше. Серьёзнее».
Говорить вслух я, конечно, не стал. Просто чокнулся с девушками и ещё выпил. Иволга замолчала совсем, только слушала нашу с Милой болтовню. Потом, будто очнувшись, достала коробочку с сережками и торжественно вручила подруге. Та открыла, ахнула, синие глазки вспыхнули едва ли ни ярче, чем серебро в свете люминесцентных ламп.