Не сердите толстяка
Шрифт:
— Действительно, — соглашаюсь, — главное, что она верно подметила. Крови ты много видел. Теперь об остальном.
— Насчёт собачки? — улыбается.
— Нет, — качаю головой. — Об этом в последнюю очередь. Давай о наследнике древней крови.
— Ага. Про дерево с венами, давай поговорим, — и хохочет.
— Ты чего ржёшь? Это иносказательное выражение. Меня зовут Тимофей Древомиров.
— А-а-а?
— Ага. А уж насчёт древности… Про Атлантиду слышал?
— Да кто про неё не слышал-то? — ухмыляется.
— Так вот… Мои предки их считали молодым и борзым народом, — теперь уже я улыбаюсь.
— Прям-таки атлантов?
— Ага.
— Может, ты
— Ну-у-у… нет.
— Что и требовалось доказать, — обличительно тычет в меня пальцем.
— Да на какого, она мне сдалась-то? — недоумеваю. — Там же ничего полезного нет. Может парочка камней осталось и всё. Ценного ничего. Всё растащили давно.
— Кто?
— Кто-кто? — атланты и растащили. — Точнее остатки их народа, те, кто в колониях отсиделся. Да те, кто вовремя успел ноги сделать.
— Откуда?
— Да с острова ихнего. Тьфу на тебя. Давай по делу. Хочешь про собачку узнать?
— Да мне что-то уже всё фиолетово стало… — вздыхает. — Или ты псих, или я. Что тоже вариант.
— Ты не волнуйся, Игорёк, счас я тебя немного ошарашу.
— Немного? — а в голосе такое сомнение.
— Ну чего ты раскис? Короче будь ты простым человеком, точно не выжил бы. А ты витязь… — с загадочным видом замолкаю.
— И?! Хорош, тянуть паузу!
— Я превращу тебя в собаку.
— Чего сделаешь?
— Превращу в собаку, а в момент трансформации выну осколок из твоего мозга.
— В собаку? — интересуется, я же киваю. — Вынешь осколок? — вновь киваю. — А чего не в кошку?
— Мяу! — раздалось негодующее со шкафа.
— Извини, Барсик, был неправ, — прижимает руки к груди.
— Мурк.
— И всё же почему в собаку? — продолжает допытываться.
— То есть, то, что превращу, тебя не смущает? Тебя беспокоит, что в собаку?
— Ик… — кажется, до парня дошло.
Посидев немного с большими глазами, неожиданно махнул рукой и выпалил:
— А к чёрту всё. Выбора-то всё равно нет. Если всё, что ты говоришь правда, то так тому и быть. Ну а если мы с тобой тронулись умом, что на полном серьёзе обсуждаем превращение в животное, то страшного ничего не произойдёт. Ну попрыгаешь с бубном, споёшь пару песен, и разойдёмся, — и давай ржать.
— Игорь, ну какой бубен? — обиженно возмущаюсь. — И никакие песни я петь не собираюсь.
— А, — отмахивается. — Был неправ, исправлюсь. И хватит меня напрягать, давай уже делай своё колдунство.
Остаётся только вздохнуть и скомандовать:
— Раздевайся.
— Зачем? — недоумевает.
— Ну ты же превратишься. А одежда, извини, в процессе не участвует. Конечно, можешь в ней остаться, но в чём ты потом отсюда пойдёшь?
— Ясно, — кивает. И начав раздеваться, интересуется: — Тим, а сильно больно будет?
— Сильно. Ты извини, Игорёк. Я бы мог просто наложить дополнительное заклятие, и ты бы вообще ничего не почувствовал. Но вдруг мне не хватит сил? Превратить, затем вынуть осколок, а затем ещё и в человека вернуть? А ты ведь ещё и витязь, это значит, что сил придётся вбухать немеряно, твоё тело будет сопротивляться изменению — такова твоя природа. Ты ведь не хочешь остаться собачкой? Или можно было бы дать тебе какое-нибудь обезболивающее. Но простое не поможет, а колдовское может как-нибудь повлиять на процесс. Да и тебе нужен чистый разум, незамутнённый, — и на мгновение задумавшись, всё же решил объяснить:
— Есть два вида оборотничества. Первый: когда человек превращается в животное со всеми его инстинктами и теряет свою личность. Это как раз те самые оборотни из фильмов, жестокие, невероятно
— Нет уж, — отмахивается новоявленный нудист. — Дурачком мне быть неохота. Все равно ничего не понял из твоих объяснений. Так что приступай.
Пожимаю плечами:
— Все равно лучше не объясню, и так упростил дальше некуда.
— Мяу, — решил высказаться Барсик, напоминая, что есть ещё и третий способ. Но я только отмахнулся. Что толку переливать из пустого в порожнее, всё равно пользы от этого способа ноль. Ну вы поняли, что он намекал на себя. В его случае происходит архивация сознания в мозгу. Вроде бы Барсик вполне разумное существо, но всё же он не Борис. И когда я расколдую своего друга Борю, то потеряю другого друга — Барсика. Но так всё равно будет, ибо так будет правильно. Потоскую немного, но привыкну жить без этого рыжего баламута.
— Ну что, Игорёк, ты готов?
Кивает:
— Да.
— Ты кричи, не стесняйся, всё равно тебя никто не услышит.
— Точно? — с сомнением оборачивается в сторону двери.
— Ага. Я же заклятие наложил.
— На стены, — усмехается. — А на потолок и пол? А там, может, уже мама приехала. Вдруг услышит?
— Не волнуйся. Слова не важны. Потолок и пол — те же стены только внизу и вверху. По крайней мере, я именно это имел в виду, так что всё будет хорошо. И вообще, не сомневайся, лень меня ещё ни разу не подводила.
— При чём тут лень? — недоумевает.
— Так ведь она двигатель прогресса, — улыбаюсь. И резкий переход: — Готов?
Голый мужчина передо мной вздрагивает, а затем кивает. Хм… Какая-то нехорошая тенденция, второй голый мужик за день… И с этим надо что-то делать, однозначно. На женщин мне смотреть всяко приятней. Приступаем. Тем более, что данный вид колдовства мне хорошо знаком.
Игорю было больно, мышцы скручивало и переворачивало, кости гнулись и меняли свои очертания. Его всего корёжило и крутило, но… похоже, не поверил он мне по поводу надёжности «полога тишины», а может… не знаю. Скрипел зубами, стонал, но не кричал. Лучше бы орал, а то, пока я недоумевал над его выдержкой, чуть момент не упустил. Вроде успел. Приложив правую руку к голове наполовину животного, наполовину человека, «потянул» осколок. Резко дёрнул рукой в сторону, ибо на всё про всё, у меня была всего пара мгновений. Маленький кусочек металла с огромной скоростью покинул голову изменяемого метаморфозой мужчины и ударил в ладонь. На это действие я потратил почти столько же сил, сколько на само превращение. И с затаённой надеждой наблюдал, как продолжающееся изменение стирает маленькое отверстие, оставленное удалённым осколком.