Не сердитесь, Иможен! Возвращение Иможен
Шрифт:
– Простите, не понял… – пробормотал он.
Твердо решив показать гостю, что он имеет дело отнюдь не с первой встречной, мисс Мак–Картри пустилась в объяснения.
– Три года назад, когда я работала в разведке…
Иможен говорила так естественно и просто, что Мак–Дональд слегка растерялся, не зная, кто перед ним: то ли героиня, самая необыкновенная из всех знакомых ему женщин, то ли сумасшедшая.
– Насколько я понимаю, мисс, вы очень опасная особа?
Иможен очаровательно рассмеялась и опустила глаза, тщетно пытаясь расправить давно смирившуюся
– Ничего подобного, мистер Мак–Дональд, – проворковала она. – Может, оболочка и грубовата, но под ней скрывается нежная душа…
Гость возразил. По его мнению, напротив, мисс Мак–Картри – прелестная женщина и похожа на настоящую леди. В таком, явно преувеличенном заявлении Иможен усмотрела признаки зарождающейся любви. Решив, что небольшая порция ревности делу не повредит, и совершенно запамятовав, что те, кто некогда за ней ухаживали, на самом деле оказались подлыми обманщиками (кроме инспектора Скиннера, разумеется), мисс Мак–Картри с увлечением начала:
– Я очень любила свою работу, мистер Мак–Дональд, но она потребовала от меня немалых жертв…
Тон хозяйки дома поразил Ангуса. Теперь он испытывал к этой высокой рыжей женщине особое почтение – судя по всему, она далеко не так проста, как кажется… Гость хотел поделиться этими соображениями с мисс Мак–Картри, но она слишком торопилась изложить свое возвышенное кредо:
– Нельзя, посвятив себя защите государственных интересов, думать о личном счастье!
Ангус Мак–Дональд тут же решил, что, женившись на мисс Мак–Картри, он, быть может, получит дворянство. Как и все обитатели гор, Ангус обладал богатым воображением, а потому без труда представил, как в поместье Балморал стреляет куропаток вместе с герцогом Эдинбургским, запросто называя его Филиппом.
– Как вы, вероятно, догадываетесь, дорогой мистер Мак–Дональд, за мной не раз ухаживали…
Всем своим видом гость показал, что, добиваясь благосклонности Иможен, мужчины Соединенного Королевства проявили исключительно тонкий вкус. А Иможен, наливая Ангусу новую чашку чаю, кокетливо продолжала:
– Например, я хорошо помню беднягу Эндрю Линдсея [30] … Он так меня осаждал на берегу озера Веннахар…
– А почему – беднягу, мисс Мак–Картри?
– Потому что мне пришлось избавиться от него довольно жестоко, мистер Мак–Дональд.
30
См.: Ш.Эксбрайя. Не сердитесь, Иможен!
– Правда? И как же вы это сделали, мисс, не сочтите за бестактность?
– Я разбила ему голову здоровенным булыжником!
От волнения Ангус уронил чашку с блюдцем.
– Вы… ему… раз…
– О, мистер Мак–Дональд, ваш чай!
Только теперь гость почувствовал, что раскаленная жидкость вылилась ему на брюки, обжигая кожу. Однако хорошее воспитание заставило его сдержаться.
– О, прошу прощения, мисс… Мне очень неловко…
– Пустяки!… Вот,
Пока гость безропотно вытирался, Иможен подняла с пола посуду. К счастью, ковер смягчил удар и ничего не разбилось.
– Как видите, мистер Мак–Дональд, никаких осколков!
– Это… ваш рассказ, мисс… Он удивил меня до такой степени, что…
Но, опьяненная собственной славой, Иможен совершенно не понимала, что творится в душе ее гостя.
– Ну, я не всегда действую так решительно, – продолжала она. Вот, скажем, с Гованом Россом…
– Еще один влюбленный?
– Господи Боже, ну да! Придумав якобы пикник, он заманил меня в Троссакс и там…
Мисс Мак–Картри стыдливо опустила глаза.
– …попытался действовать силой…
Окаменев от изумления, Мак–Дональд тщился представить себе безумца, отважившегося на такое рискованное дело.
– Но я его хорошенько стукнула и, связав по рукам и ногам, доставила в полицейский участок!
Ангус заскучал о своих овцах.
– По правде говоря, мистер Мак–Дональд, они были мне совершенно безразличны, поэтому я без сожалений поступила так, как они заслуживали…
Ангус подумал, что безразличие мисс Мак–Картри выглядит довольно кровожадно. А та совсем погрузилась в воспоминания, почти неосознанно перекраивая прошлое на новый лад:
– Меня всерьез увлек только один… Аллан Каннингэм… Очень красивый и еще совсем молодой мужчина… Он признался мне в любви и предложил руку и сердце, а потом струсил, дурень этакий… и пытался бежать, нарушив слово…
Честно говоря, Ангус и сам с удовольствием подыскал бы подходящий предлог откланяться и мысленно от души поддержал неизвестного ему Каннингэма.
– Но я не из тех, кто позволяет играть своими чувствами, мистер Мак–Дональд!
– Н…не сомневаюсь, мисс…
– Поэтому я отправилась за Каннингэмом в Эдинбург, где он без моего ведома содержал ночное кабаре.
– И… что же?
– Вместо того, чтобы покаяться и попросить прощения, он приказал выставить меня за дверь! Не стану скрывать, мистер Мак–Дональд, если смерть остальных оставила меня совершенно равнодушной, то, когда мне пришлось стрелять в Аллана, мне было очень грустно…
Ангус вскочил, но обмякшие ноги отказывались нести его к двери. Иможен удивленно посмотрела на гостя:
– Что с вами?
– И… никто не помешал вам… совершить это… убийство?
– А как же! Телохранитель… Поэтому сначала мне пришлось пристрелить его!
Забыв о шляпе, Ангус Мак–Дональд, как кенгуру, одним прыжком оказался у выхода и повернул ручку. Дверь так и осталась распахнутой настежь, а гость, с невероятной для его возраста и комплекции прытью, промчался по саду и, прежде чем Иможен опомнилась от удивления, уже галопировал по дороге.
В тот вечер миссис Элрой очень рано ушла от мисс Мак–Картри и к тому же – в отвратительном настроении. Она сердилась на хозяйку за внезапное бегство своего родича и замучила ее расспросами:
– Но, в конце–то концов, что вы ему сделали? И что на него нашло?