«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)
Шрифт:
Будем надеяться, что сообщенные Вами сведения Полякова и Варшавского верны, но мои сведенья другие. Александрова совсем недавно мне сообщила, что никаких денег они не получили, а о Черчилле и об его ходатайстве впервые слышат. Бедный Берлин[469] напрасно распустил эти всех взволновавшие слухи, — говорю «бедный», — его на днях разбил удар (теперь, кажется, есть улучшение).
Я не отказывался написать Даманской приветственное письмо (и послал для нее С. Прегель небольшую сумму), но письмо пошло не через комитет (т. е. не для сообщения в газетах), а после юбилея и совершенно частное. Сказал настоящую причину Софье Юльевне: я в последние три года отказался от участия в юбилеях трех вполне почтенных политических людей,
Оба шлем Вам самый сердечный привет и лучшие пожелания. Еще раз спасибо.
Вы ошибаетесь: Вера Николаевна очень довольна Вашим письмом об И<ване> А<лексеевиче>.
109. Г.В. АДАМОВИЧ — Т.М. АЛДАНОВОЙ. 31 декабря 1955 г. Париж
7, rue Frederic Bastiat Paris 8e 31/XII-55
Дорогая Татьяна Марковна
Шлю Вам и Марку Александровичу самые искренние и лучшие пожелания к Новому году. Очень жалею, что не попаду на этот раз в Вашу чудную Ниццу (знаю, что Вы другого мнения!) на праздниках. Надеюсь, М<арк> А<лександрович> хорошо доехал. Я рад был видеть, что у него прекрасный вид et qu’il etait tres en forme[472]. Если буду жив, надеюсь быть в Ницце летом.
Ваш Г. Адамович
110. Г.В. АДАМОВИЧ — М.А. АЛДАНОВУ. 11 февраля 1956 г. Манчестер
104, Ladybarn Road Manchester 14 11/II-56
Дорогой Марк Александрович
Получил сегодня письмо от M-me Lesell, которая пишет, что видела Вас на русском спектакле. С удовольствием узнал, что, значит, Вы здоровы и благополучны. Надеюсь, что и Татьяна Марковна — в добром здравии. У нас тут — Сибирь и Северный полюс, что еще усиливает мою обычную «ностальгию» по Ницце.
Хочу спросить у Вас мнения и совета по делу, о котором, впрочем, мы с Вами уже говорили. Но тогда оно было еще в зачаточной стадии.
Я получил от Водова[473] письмо с предложением сотрудничества и с просьбой ответить, да или нет. У него были какие-то затруднения с Г. Струве из-за меня. Но Струве прислал ему статью о моей книге («крайне одностороннюю», по Водову, а от других я знаю, что крайне отрицательную), он ее ему вернул — и считает, что у него теперь «развязаны руки»[474].
Мне не хочется ответить Водову то, что ответили ему уже многие, но, насколько знаю, — не Вы: пусть сначала появится у Вас Х. или Y. в качестве «заложника демократии». Каждый должен и решать, и отвечать за себя. Что на меня будут всех собак вешать, — теперь скорей слева, чем справа, — не сомневаюсь. Но меня это мало трогает. Сотрудничество в «Р<усской> м<ысли>» мне было бы скорей приятно[475], п<отому> что это — Париж, а не что-то заокеанское и далекое, как другая планета. Это доводы — «за». Есть, конечно, и «против». Quen pensez vous?[476] И известно ли Вам что-нибудь об отношении «демократов» к «Р<усской> м<ысли>»
Газету мне теперь присылают регулярно. Политика в ней такая же, как везде[477], — т. е. в «Н<овом> р<усском> с<лове>», — но налет провинциальности, по-моему, сильнее. Но это — не препятствие.
Не знаю, в случае, если ответить «да», как бы это так обставить, чтобы было dignified[478] (слово, над которым где-то Вы смеялись, — не могу вспомнить где). А то выйдет, что только меня поманили, я и обрадовался!
Делюсь с Вами своими сомнениями и колебаниями вполне откровенно, зная, что они — entre nous[479]. А если Вы мне так же ответите, буду очень благодарен. У Вас есть в сознании общественный барометр или нечто вроде, которого нет у меня даже в помине. Пожалуй, не барометр, а компас.
До свидания, дорогой Марк Александрович. Передайте, пожалуйста, поклон и сердечный привет Татьяне Марковне. Как Вы нашли книгу Ив<ана> Ал<ексееви>ча о Чехове? По-моему, в ней много замечательного, а вот А.А. Поляков ею возмущен почему-то. Все верно: и о Станиславском, и о театре, и другое. Ваше предисловие тоже замечательное и многое к книге добавляет.
Ваш Г. Адамович
111. М.А. АЛДАНОВ — Г.В. АДАМОВИЧУ 13 февраля 1956 г. Ницца 13 февраля 1956
Дорогой Георгий Викторович.
Спасибо за письмо, мы оба чувствуем себя не худо, хотя и хвастать особенно здоровьем не приходится. У меня одышка не проходит. По письменному требованию д-ра Вербова[480] я поэтому недавно побывал у того же Гирана, который мне сделал электрокардиограмму до операции. Он сделал ее вторично и опять признал, что сердце в порядке. Дал три лекарства, но одышка за три недели пока не уменьшилась. Была у д-ра Мрозовича[481] и Т<атьяна> М<арковна>. Он и ее успокоил. Давление крови у нее (18) и у меня (19) несколько повышенное, но не слишком.
Недели полторы тому назад я получил письмо от Бориса Суварина[482] — о том же предмете, о каком пишете Вы. В отличие от Вас он уже месяц или полтора тому назад начал печататься в «Р<усской> мысли»; но, по его словам, его за это ругнули слева (не сообщает, кто именно; думаю, что меньшевики). Спрашивает совета: уйти ли ему из газеты? Я ему с полной искренностью ответил, что не вижу для этого никаких оснований, что теперь, при Водове, «Р<усская> мысль» очень мало отличается по направлению от «Нового русского слова», в котором и меньшевики, и эсеры часто печатаются. Только то же самое могу сказать и Вам. (Уже довольно давно Кускова мне написала, что мне теперь следовало бы печататься в «Русской мысли».) Два «заложника демократии» в газете, как Вы знаете, уже есть: Вольский[483] и сам Суварин (бывший когда-то секретарем Коминтерна!). Вам, по-моему, теперь еще потому не очень приятно было бы отказаться, что все-таки из-за Вас (хотя Вы тут и ни при чем) Водов, очевидно, отказался от сотрудничества Глеба Струве[484]. И думаю, что все-таки в самом деле надо печататься и во Франции. Ведь живущие во Франции русские не читают «Нового русского слова», как почти не читают и «Нового журнала», и «Опытов».
Мы с негодованием (особенно Т<атьяна> М<арковна>) прочли, что у Вас из-за холодов в Манчестере усилилась тоска по Ницце!! Т<атьяна> М<арковна> требовала, чтобы я разыскал и послал Вам фотографии «Нис-Матэн»: Ницца покрыта сугробами снега. Мне лень было искать, но действительно здесь каждый день идет снег и чрезвычайно холодно, хотя чуть теплее, чем в Париже. Никогда в жизни такого в Ницце мы не видели. Вдобавок из-за льда ходишь по улице с риском сломать себе шею. В Петербурге этой опасности было гораздо меньше, так как существовали калоши.