Не смей обижать слабых !
Шрифт:
Эдик вздохнул и с трудом передвинул массивное тело паука поближе к краю стола. Паук был воплощением мощи, а Драгинский уважал силу во всех ее проявлениях. И ненавидел насилие. Потому что никогда не имел первого и всегда страдал от второго.
Эдик замер и тихонько кивнул своим мыслям: "Всегда" и "страдал" - те самые слова. Он всегда страдал. Именно он, Эдик Драгинский, - пока не уехал в Германию.
Он с удивлением уставился на машину у себя перед носом. Странное дело, этот грозный паук почему-то пробуждал в нем ту еще память, российскую... Эдик отошел от стола и нахмурился.
Там, в России, ему, хлипкому еврейскому очкарику, по молодости лет здорово доставалось.
Но его задевали, постоянно. И обижали - и в школе, и позже, в университете, на дискотеках. Эдика спасало то, что в России - загадочная страна!
– обидчиков всегда было ровно столько, сколько и защитников. "Не смей обижать слабых!" - сколько раз он слышал из-за чьей-то надежной спины эти слова: от классной руководительницы, от учителя физкультуры, а уж здоровенный друг его Андрюха Кулаков не одному идиоту это втолковывал, и не по разу. Андрюха, не в пример своим одногодкам, не ставил ни в грош свои мускулы, а преклонялся перед силой ума. И уважал хилого отличника Драгинского. Он его, кстати, даже в университете не бросил, поступил вместе с ним. А как - это их с Эдиком общий секрет...
Эдик помрачнел лицом, глаза его стали еще печальнее. Друг его преданный так и пропал куда-то, в России легко пропасть: ударился в бизнес, по биржам забегал, потом стал ездить - в Турцию или в Китай, заделался "челноком" и пропал. И Эдик тогда, в одиночку жуя колбасу в аспирантской общаге, вдруг понял, как Андрюха здорово его выручал, адаптировал, что ли, к среде. Ведь Эдик, умник и моралист, всегда терялся, страшно комплексовал среди голенастых девах и лосиного вида общажных парней. Голова у него всегда была забита другим ? схемами, чипами, идеями своими компьютерными, а с ними... С ними он никогда не знал, как разговаривать. А они обступали его, они были везде, эти люди. Мат, анекдоты, запах несвежих носков, бормотуха, быстрый секс на столе, кулаки, разборки постоянные - мрак! Наверно, Эдику просто не везло, была же где-то другая жизнь - не общажная, не кабацкая, - иная, м е н т а л ь н о н а с ы щ е н н а я ! Наверно, ему надо было искать ее. И Эдик, кажется, верил в это, и Андрюха ему в этом помогал, и другие - преподаватели, девочка одна была у него, хорошая...
Но Андрюха пропал как раз тогда, когда Россия как-то сразу изменилась ? нет!
– вывернулась наизнанку: варварство хлынуло изо всех щелей на улицы. И Эдик панически бежал, спасая то единственное достояние, которым обладал. А обладал он "гениальной башкой" - Андрюхины слова... И пока ее не пробили, - а он этого давно боялся всерьез, - он бежал. И нашел, в конце концов, ту жизнь которую так долго искал.
Последние два года он был по-настоящему счастлив. На рынке появились японские тамагочи, и только увидев цыпленка в компьютере, он схватил, увидел в одно мгновение все - и оригинальность замысла, и простоту воплощения, и потенциальный бешеный спрос на такую забаву. Игрушка в режиме эмоционально-интимного общения с хозяином! Нечего сказать - круто, восхищался Эдик и уже начинал подключать мозги: тамагочи были непаханным полем для его фантазии, японцы провели только первую борозду...
Он присосался к идее, как вампир. Он горел, он летал, он модифицировал, он перекраивал, он придумывал свое. Он стал этим самым цыпленком, потом мышонком, потом лягушкой, и неведомой зверушкой он тоже был - режиссером, актером, программистом,
Вскоре ККЦ перешел на выпуск Эдиковых тамагочи, и они мгновенно вытеснили японцев с немецкого рынка. Это была личная коммерческая победа инженера Драгинского, но все-таки не это для него теперь стало главным.
Однажды, на взлете разыгравшегося воображения, Эдик придумал тамагочи-киберов.
И забыл обо всем. А тем более - про Россию.
Эдик вдруг саркастически хохотнул и погрозил себе пальцем. Не ври себе, немецкий еврей, не ври! Ничего ты не забыл, все помнишь - и хари эти агрессивные, с шальными глазами, и страх свой, и беспомощность, и Андрюхину силу. Все ты помнишь, и поэтому сидит в тебе уважение к физической мощи и потребность в защите, - здесь, в спокойном мире, - потому что где-то глубоко внутри все-таки затаился вечный жидовский испуг...
Эдик снова посмотрел на паука. Да, подумал он, все осталось, и этот частный заказ - тому свидетельство. Он оглядел обширные стеллажи лаборатории: много у него за последнее время было подобных заказов с тамагочи, но дружищу он делал с каким-то особым чувством. Наверно, все дело в том, что будущий хозяин паука хотел иметь кибера-охранника, а это Эдику было близко. Но ко всему прочему заказчик хотел иметь еще и тамагочи-агрессора, мазохист бешеный, в том же лице. И Эдик тогда оснастил свое детище не только системами сканирования и сигнализации - он дал ему оружие, самое настоящее. Такое, какое назвал заказчик... Паук превратился в боевую машину, интеллектуальная мощь компьютера несла в себе угрозу силового воздействия.
Паук воплощал в себе то, о чем Эдик мечтал для себя всю жизнь.
Драгинский наклонился и нежно обнял свое создание. Кибер перестал быть для него просто машиной сразу, как только Эдик инсталлировал в компьютер все программы и начал сложный монтаж. Он сидел над дружищем ночами, и паял, и вкручивал микроскопические титановые саморезы, и вспоминал свою московскую жизнь, и Андрюху, и зимние ночные прогулки с той, хорошей, девушкой, и печалился, и снова переживал старые обиды, и пугался, и злился, и скрипел зубами... И, наверно, оставил в этой умной железяке частичку своей когда-то издерганной души.
Он полюбил паука.
Эдик Драгинский заглянул в огромные рубиновые глаза черного дружищи и тихо прошептал:
– Не смей обижать слабых!
И увидел, как они ответили ему.
– Р-разойдись!
– Пивной бочонок с пистолетом под вислым брюхом закончил короткий инструктаж и показал строю жирную спину, не дожидаясь выполнения команды. Господин капрал не любит формальности, ухмыльнулся Штеф вслед уходящему начальнику смены, и это хорошо. Все правильно, партайгеноссе, смотрите телевизор и пейте пиво в комнате охраны: Карл с командой прикроет Центр - муха не пролетит. А назревающее легкое недоразумение в правом крыле ? не ваша забота. Эдик Драгинский наступил на любимую мозоль мстительным потомкам самураев - пусть теперь сам и отвечает... Начальник охраны - не личный телохранитель.
Строй распался на сорок прикуривающих мужчин, и Штеф Туччи, предъявляя равнодушную физиономию случайным встречным взглядам, не спеша направился к правому крылу ККЦ.
Ключи от здания ему выдали на разводе. Он засядет сначала на пульте в вестибюле, а минут через десять осмотрит здание. Найдет лабораторию Драгинского, определит пути отхода. После выстрела в ККЦ делать нечего, он выйдет через какое-нибудь окно, покинет территорию - через забор, конечно, какие вопросы!
– и скрытно вернется к машине. Стоянка не охранятся, остается только проследить, чтобы его не срисовали из проходной. Хотя, значения это никакого не имеет. Главное, спокойно уехать без лишнего шума.