Не снимая маску
Шрифт:
– Сынок, – в минуты откровения говорила мама, – у тебя такой прекрасный пенис! Ну что ты стесняешься? Достань его и покажи любой девушке, и она будет твоей. Поверь мне, своей маме, я-то знаю…
Мама Колосова и правда это знала. Потому как вышла замуж именно за половой орган, а не за головной мозг, который был значительно меньше фаллоса Павла Колосова, Толиного отца, исчезнувшего из её жизни сразу после рождения мальчика и оставившего ему на память свою фамилию, а в наследство – приличное мужское достоинство. Но Анатолий хотел любви. Большой и чистой. Чудак, одним словом. Впрочем, это сложный вопрос.
У Сапрыкина правда была другой, нежели у мамы Колосова: – Послушай меня, Толян! Я знаю. Большой хуй никогда никому не приносил счастья. – Разговор был в бане, и Сапрыкин прикрыл мочалкой то место, которое вполне можно было прикрыть зубной щеткой.
Надо сказать что Колосов не слушал новостей и не интересовался политикой никогда.
Он был биологом. Черви были его страстью.
Глицера – лат. Glycera, представитель типа кольчатых червей, относится к классу многощетинковых. Глицеры ведут активный образ жизни, ползая по дну океанов и морей.
Пескожил, или пескожил тихоокеанский, – лат. Arenicola, представитель типа кольчатых червей, относится к классу многощетинковых. Пескожилы – морские свободноживущие беспозвоночные животные.
Конволюта – лат. Convoluta, представитель типа плоских червей, относится к классу турбеллярий. Конволюта – хищное свободнодвижущееся беспозвоночное животное.
Вот что увлекало Толю. То, что все они – свободнодвижущиеся!
А тут за завтраком мама включила новости по радио «Эхо Москвы», и для Колосова открылся другой мир. Чувство страха охватило его за маму, за червей, за себя. Задорные ведущие весело рассказывали о таких страшных вещах, что Колосов вспомнил о своём энурезе, длившемся до шестнадцати лет.
«Зачем нужна большая елда, когда в мире столько несправедливости?» – подумал он.
В тот день Колосов напился с Сапрыкиным и с Кацманом так, что его рвало на каждом углу, но это не мешало ему читать стихи протеста, которые он придумывал на ходу:
Товарищ, пой и пей до дна,
товарищ, верь, звезда взойдёт
свободы, счастья! Из говна
Россия встанет и пойдёт.
С колен поднимется она,
Россия вспрянет ото сна,
И кто есть кто, она поймёт.
Не знаю я, в каком году
Всё это с ней произойдёт,
Но верю я и очень жду,
Что мудаки с неё падут
И все свободу обретут…
Утром Колосов проснулся дома с ощущением, что предал всех. Родину, маму, червей, которых он, виноватый, пошёл кормить. Но те от запаха алкоголя, исходящего от Анатолия, сжались, и часть из них, наиболее нежные, скончалась.
Мама, в прошлом учитель русского языка и литературы, не ругала Колосова.
Она только сказала ему: «в следующий раз я просто умру».
Колосов напился на следующий же день. Он не мог пережить смерти червей и переработать полученные политические знания.
Мама не умерла.
Когда на третий день Колосов, пьяный, привёл домой аспирантку Настю, скромную, субтильную девушку в очках,
Свадьба была скромной.
Сапрыкин был тамадой.
Через девять месяцев у Анатолия и Анастасии родился сын. Мама Колосова была счастлива.
Она скончалась от ковида через три месяца. На душе у неё было спокойно.
А Анатолий Павлович Колосов – да, да, тот самый, который со своей ассистенткой Анастасией придумал лучшую в мире вакцину против Ковида-19, в основе которой была выжимка из червей свободнодвижущихся, – стал лауреатом Нобелевской премии.
Похороны Курдюмова
Курдюмов умер на рассвете. Он увидел первый луч света и умер. Внезапно. Остановка сердца. Никто не ожидал, что Курдюмов умрёт. В смысле вот прямо сейчас.
Курдюмов умер в расцвете творческих и прочих сил.
– Как? Курдюмов? Он же такой компанейский, такой обаятельный, такой подающий надежды и не сильно поддающий. Какая потеря!
Как будто обаятельные (ну и далее по списку) умирают реже. Или не обаятельных (ну и далее по списку) не жалко.
Никому.
Типа умер, и хуй с ним. Случайный каламбур…
Курдюмова отпевали в церкви, в которую он никогда не ходил. Он вообще не ходил в церковь. Отпевали долго и нудно. Так долго и так нудно, что у него затекло левое плечо и он хотел повернуться на правый бок, но вовремя спохватился. Испугался за Галю, супругу свою, стоящую у гроба. Неврастеничку. Она гладила его по руке так нежно, как не гладила никогда.
Потом пошли прощаться. Наклонялись, трогали за край гроба. Соболев поцеловал Курдюмова в лоб, от чего Курдюмову захотелось дать Соболеву в лоб.
«Мудак! – пронеслось в голове покойного. – И я мудак, и он мудак, – расстроился Курдюмов. – Не успел расставить точки над i. Жаль».
Цветов натащили стога. Курдюмов не любил цветов. У него на них всегда была аллергия. Он чуть было не чихнул. А потом всё-таки чихнул, но все только переглянулись, посмотрели друг на друга. «Будь здоров!» – хором сказали прощающиеся.
А в автобус садились уже повеселей. Семёнов взял с собой коньяку и потихонечку его разливал. Очередь к нему была больше, чем к гробу Курдюмова. Галка тоже повеселела и как-то уж слишком отдалась утешениям Кикнадзе.
В крематории было неловко и грустно. Сначала все молчали, но потом потихонечку стали задвигать речи.
– Я знал Курдюмова с…
– Я работал с Курдюмовым с…
«Блять, ты же мне должен бабки, всё обещал отдать, а сейчас…»
– Я знал его, как отзывчивого…