(Не) Сокровище капитана

Шнейдер Наталья

— Все лишние — вон отсюда, — велела я, не слишком утруждаясь вежливым обхождением. — Лорд Джеймс, при всем уважении, вы тоже. И пленного, если ему нужна помощь…

— Это я велел его привести, — выдавил Генри. Силы оставили его и голос звучал едва слышно. — Хирург с «Разящего». Тот, чьи книги я тебе отдал…

Спасли, значит. А капитан углядел его среди сдавшихся врагов и велел забрать, наверняка надеясь, что он поможет мне. Щеки обожгло стыдом. Генри, тяжело раненый, сохранил способность соображать, а я, не получив ни царапины, готова биться в истерике.

Я заставила себя разжать стиснутые намертво зубы, расслабить кисти. Протащила воздух в грудь.

— Спасибо, капитан. Но все же здесь слишком много людей. Лорд Джеймс, вам лучше пойти отдохнуть.

— Я не уйду, пока не узнаю…

— Лорд Коннор. — Я вспомнила, с какой интонацией матушка говорила с нерадивыми слугами. — Если ваша помощь понадобится, я позову. Прошу вас, покиньте операционную.

Он как-то разом ссутулился, и стало видно, что тоже вот-вот свалится.

— Оставьте хотя бы охрану, — предложил квартирмейстер. — Я опасаюсь оставлять вас наедине с… этим.

— А еще, возможно, придется держать меня, — ухмыльнулся Генри.

Я выругалась — вслух, никого не стесняясь. Нашел время шутки шутить!

— Хорошо. Охрана действительно может пригодиться.

Лорд Джеймс сжал мое плечо, заглядывая в лицо. Губы его дрогнули, словно он хотел что-то сказать, и снова сжались, превратившись в линию. Я ответила ему прямым взглядом. Он едва заметно кивнул и шагнул к двери. Пошатнулся, но устоял на ногах.

Я отвернулась от двери прежде, чем она закрылась. Мозг, наконец, вышел из паралича. Я налила в серебряный мерный стаканчик нужное количество раствора опия — как хорошо, что, готовя его, я не поленилась привязать к бутылке этикетку, на которой расписала примерные дозировки на тот или иной случай! Поддержала голову Генри, стараясь не касаться свежих ожогов.

Он выпил, скривился.

— Ну и гадость. Надеюсь, это не будет последней выпивкой в моей жизни.

— Ты снова слишком торопишься к всевышнему, — я отвела с его лба прядь волос. — Хоть бы наследника сперва дождался.

Наверное, зря я завела об этом речь. Два дня — слишком мало, в конце концов, случалось, что лунная болезнь приходила не вовремя из-за волнений, простуд… Редко, очень редко — обычно по моим недомоганиям можно было сверять календарь — но случалось. И все же в этот миг мне казалось, что Генри стоит знать о моих подозрениях — хотя бы для того, чтобы у него появился еще один мотив выжить. Даром что еще полдня назад я раздумывала, стоит ли вообще ему об этом говорить, и молилась, чтобы мои подозрения оказались напрасными.

Его глаза распахнулись, руки сжали мои пальцы. Я едва заметно кивнула. Генри оборвал вздох на середине — боль помешала дышать, улыбка превратилась в гримасу.

— Сейчас подействует опий, и я осмотрю рану. — Я обернулась к хирургу с «Разящего», который — или которая? — наблюдала за нами молча и напряженно.

— Как вас зовут?

Ответ последовал не сразу.

— Бенджамин Краун.

— Вам доводилось ушивать кишечник?

«Бенджамин» упрямо вскинул подбородок.

—

А с чего вы взяли, что я буду вам помогать?

Голос у пленника был низкий, чуть хрипловатый — и все же, уверена, что хирург с «Разящего» — женщина. Молодая, лет на пять старше меня, потому она и казалась незнающим людям мальчишкой, лицо которого еще не огрубело от бритвы.

— Просить о помощи, взывая к милосердию, бесполезно, верно? — поинтересовалась я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Верно, — холодно улыбнулась она. — И смерти я тоже не боюсь, иначе не завербовался бы во флот.

Недовольно заворчали матросы, но я жестом велела им замолчать.

Служба во флоте была куда опасней береговой. А матросов, по словам людей с нашего корабля, на военные суда зачастую и вовсе «вербовали», подливая в выпивку яд или просто лупя дубиной по голове. Или среди каторжников, обещая помилование. Нужно вовсе не дорожить жизнью, чтобы стать корабельным хирургом. Что заставило женщину так поступить? Может быть, в другое время я попыталась бы найти с ней общий язык, если не подружиться, но сейчас я была просто неспособна на это.

— Понимаю, — моя улыбка была такой же ледяной, как у нее. Я медленно смерила ее взглядом с ног до головы. — Вам следовало бы носить шейный платок, Бенджамин.

Я выделила голосом имя, одновременно поглаживая пальцами собственное горло. Медленно и нарочито, ровно в том месте, где прощупывались хрящи гортани.

Где у мужчин, всех до одного, выделялся кадык.

Она побелела.

— Вы не… не посмеете! — Она бросила быстрый взгляд за мою спину, туда, где переминались с ноги на ногу матросы.

Ненавидя саму себя, я приподняла бровь.

— Желаете проверить, как далеко я готова зайти, убеждая вас? Очень далеко. Не покривлю душой, если скажу, что любой из экипажа готов отдать жизнь за своего капитана. И я тоже.

На самом деле я бы не обнародовала пол пленницы и не отдала ее матросам — всему есть предел. Но эта девушка сама услышала в моих словах угрозу, сама придумала ее воплощение и сама поверила в возможный кошмар. И, да простит мне Господь такую жестокость — я не намеревалась ее разубеждать.

— Да ты страшный человек, сокровище мое, — протянул Генри.

Он перестал скручиваться в комок, и мышцы, кажется, немного расслабились. Я не стала ему отвечать, и без того было тошно.

— Итак? — Я взглянула в глаза «Бенджамина».

Какое-то время мы смотрели друг на друга в упор, но она все же опустила глаза первой. Ссутулилась, словно из хребта выдернули стержень.

— Хорошо. Я помогу вам.

Я осторожно повернула Генри на спину, отвела его руки от живота. Судорожно выдохнула сквозь стиснутые зубы — словно мне самой пропороли брюхо от пупка до грудины. Обычно в ножевых драках раны наносят коротким тычком, повреждения Генри были такими, словно кто-то задался целью умерщвлять его долго и болезненно. Как так вышло, что капитан не смог уклониться от удара? Впрочем… На нем же живого места нет!