Не сотвори себе кумира

Словин Леонид Семенович

После прилета Талгата Абай в тот же вечер позвонил Валентасу и сказал, что хочет навестить его вместе с друзьями.

Отказать хозяева не решились, однако, на всякий случай физик позвонил своему при-ятелю и попросил того прийти к нему вместе с другим его другом.

Валентасы жили довольно далеко от центра, транспорт на их улице не ходил. Гости появились около 20 часов — Абай, двое каратистов и с ними Талгат. По некоторым приз-накам хозяева поняли, что намерения Абая недружественные, однако, жена Валентаса заварила чай, подала кекс. За столом каратисты вели себя невежливо, игнорировали хо-зяев. Абай молчал, если говорил, то в угрожающем тоне. Все, кроме Нигматулина, были выпивши. Разговор

становился все нелицеприятнее и когда один из каратистов спросил у Валентаса: «Почему ты не платишь Абаю за учение?» Тот ответил: «Чему он может меня научить? Я не нуждаюсь в его учении…» Абай подал сигнал и все, кроме Талгата, бросились на хозяина дома, сбили с ног, стали избивать. Длилось это недолго. Друг Валентаса уже подходил к дому вместе с приятелем. Втроем они вытолкнули Абая и ос-тальных за двери…

Тем временем жена Валентаса, чтобы разъединить Талгата с Абаем, схватила шапку актера и побежала к соседнему дому. Пока Талгат бегал за шапкой, остальная компания исчезла, чтобы потом снова вернуться, но уже без Нигматулина, они снова ломитлись в дом. Все продолжалось довольно долго, хозяева позвонили в милицию. Не дожидаясь прибытия наряда, Абай и оба послушника скрылись…

Последние часы

День был сырой, промозглый. Палаускасы никуда не ходили. Было предчувствие чего-то тяжелого, неотвратимого. Абай с каратистами и Талгатом ушел еще засветло. Нас-троение у Абая было плохое. Никто не знал, с какой стороны к нему подступиться. После их ухода стало совсем тягостно. Маленький сын хозяев все эти дни находился у их роди-телей. В доме, кроме хозяев, оставались еще Вострецов и Курбатбаевы. Мирза и его слепая мать весь вечер дремали в комнате, вставали только пить чай. Остальные мол-ча сидели у телевизора.

Они уже думали, что Абай и вся компания не придут, когда около 12 ночи появился Талгат. Он был совершенно спокоен. У всех сразу поднялось настроение.

«Абая еще нет? — Спросил Нигматулин. — Странно!» Он рассказал, что жена Валентаса унесла его шапку и, когда она возвратила ее, Абая во дворе уже не было.

Решили не ложиться спать, ждать остальных. Примерно через полчаса раздался нас-тойчиый звонок в дверь. Позвонили раз, потом другой.

Слово — хозяйке дома:

— Я поняла, что это Абай и что-то случилось. Мне и сегодня становится не по себе, ко-гда я вспоминаю. Все было словно в кошмарном сне… Как только я открыла, Абай, шед-ший первым, двинулся в квартиру: «Талгат здесь?» «- Да…» Я ни о чем не подозревала. Увидев показавшегося из комнаты Талгата, Абай закричал, показывая на него: «Бей пре-дателя»! Они бросились на Талгата, все были выпивши. Из комнаты выскочили Востре-цов и Мирза. Чтобы не отстать от других, они тоже кинулись на Нигматулина. «За что?» — Спрашивал Талгат. Он только прикрывался от ударов и страрался никому не причинить боли. Его втолкнули в кухню, потом в комнату…

Выезд на место

Неприметная машина с крытым кузовом тормозит на вильнюсской улице Ленина у того самого дома. Это автозак для перевозки арестованных.

— На выход!

Вчерашний третьекурсник МВТУ, каратист, из молодых последователей Абая — вы-прыгивает из кузова, в наручниках, окруженный конвоем проходит наверх, в квартиру Па-лаускасов. Предстоит именуемое языком протокола воспроизведение обстоятельств совершенного преступления…

Накануне мне попались на глаза показания матери его друга — другого студента, то-же человека Абая. Она писала:

— После поездки в Каракалпакию мой сын вернулся словно подмененный. Освобо-дил тумбочку для вещей, которые привез от Мирзы — старый грязный свитер, сломанный будильник, колокольчик.

Повесил на стену его портрет. Питаться стал отдельно. Перед началом еды сосредотачивался. Только случайность — то что он не смог поехать в Виль-нюс-спасла его от тюрьмы…

Его друг приехал и вот он привезен из следственного изолятора…

Вместе со следователем по важнейшим делам прокуратуры Литвы — молодым серо-глазым литовцем Гедасом Норкунасом — поднимаемся следом. Гедас, начинавший как музыкант, а позднее дипломированный юрист, один из опытнейших в республике следо-вателей относится к расследованию убийства Нигматулина с истинно балтийской щепе-тильностью. Он тщательно исследует все малейшие обстоятельства происшедшего.

Дело об убийстве популярного киноактера попало на страницы всех центральных газет. Познакомиться с ним удалось и мне — я собирал материал для детектива «Цапля ловит рыбу», в основу которого положены события жизни Талгата.

Норкунас шутил, что после него я — второй человек, знающий все обстоятельства дела.

Входим. Окно просторной кухни обрамляют цветные веселенькие занавески. После преступления прошло больше года ничто не приглушило их бьющую в глаза яркую пусто-ту.

Недавний студент останавливается у стола, рядом с картиной — подражанием Рери-ху, написанной хозяином квартиры. Сбоку на книжной полке томик Н. Тинбергена — с символичным названием «Поведение животных».

Вспыхивают горячим светом «юпитеры», включают мотор, важняк дает знак прокуро-ру-криминалисту. Воспроизведение записывается на видеопленку.

— Здесь, на кухне… — Спрашивает Норкунас. — тоже находились удары? Как это проис-ходило?

— Абай говорил «Бейте!»… — Голос обвиняемого тускл. — Мы били…

Он так и не может понять, как из друга и почитателя киноактера стал его убийцей.

— Кто конкренно?

— Я бил. Мой товарищ по карате. Еще Вострецов. Иногда Мирза. Потом Абай говорил «Хватит!» Мы отходили от него. Пили чай.

— Нигматулин сопротивлялся?

— Нет.

— Вы отдавали себе отчет в том, что происходит?

Долгая пауза. Следует ответ:

— Я верил в Абая. Он гуру. В учителе нельзя сомневаться, иначе все учение насмар-ку. Гуру знает что делает. Я думал, что он не допустит непоправимого.

— Придайте, пожалуйста, манекену позу, в которой находился Нигматулин…

У двери на полу — диковатая, величиной с нормальную женщину, кукла в тренировоч-ных штанах, видавшем виде сатиновом халате, прошивной белокурый парик ее растре-пан. Это идея Норкунаса — заимствовать для следственного действия манекен на шарни-рах в Службе спасения на водах.

— Руками он прикрывал лицо…

— Покажите, как вы наносили удары…

Каратист показывает. Нехотя, медленной, вялой рукой.

— Ногами тоже били?

— Да. Но мы сняли обувь…

— Абай тоже?

— Все, кроме Абая. Он не снял ни пальто, ни перчаток. Ходил, засунув руки в карма-ны.

— Он тоже наносил удары ногой?

— Да. Талгат уже лежал неподвижно… И вдруг… — Теперь он словно отрывает каждое слово от сердца. — Абай разбежался и ударил… Как по мячу. И тут все поняли. Это убий-ство. Хозяева бросились из комнаты…

Те же вопросы Норкунас задал перед тем и организатору преступления во вновь отстроенном, как мне показалось, следственном изоляторе УКГБ по Литовской ССР, где в то время находился Абай.

Красивый, с приятным несколько высокомерным спокойным лицом азиат кутался в куртку — в тот день с утра помыл голову, боялся простудиться. Волубаев отвечал уклон-чиво — «забыл», «не знаю»… Закон бессилен против уловок этого типа. Отвергнуть их в состоянии, пожалуй, мог бы только суд присяжных…

— Но вы наносили удары Нигматулину? — Спрашивает Норкунас.