Не суждено быть сломленной
Шрифт:
Я спустила воду в туалете, затем услышала, как открылась дверь и заговорили два женских голоса. Мое сердце бешено заколотилось, а дверная ручка стала скользкой в моей потной руке.
Никакой опасности.
Мой мозг знал это, но тело проигнорировало разум и перешло в режим полета. Затаив дыхание, я выскользнула из кабинки и чуть не отпрянула назад, увидев, как близко стояла одна из женщин, в ожидании.
Другая женщина стояла у раковины и поправляла макияж.
Я выскочила из туалета, не вымыв руки, зная, что это ужасно негигиенично. На лицах женщин ясно читалось
Высокий мужчина сделал движение, будто хотел поддержать меня, а я отскочила назад, со сдавленным рыданием.
Паника охватила мое тело. Я бросилась бежать, изо всех сил сжимая сумочку, и села на пассажирское сиденье. По спине у меня текли струйки пота, а дыхание было прерывистым.
Папа уставился на меня широко раскрытыми глазами и потянулся ко мне. Я вздрогнула.
Он опустил руку.
— Эмбер, Что случилось?
— Ничего, — отрезала я. — Я в полном порядке, папа.
Я не была в порядке. Мы оба это знали.
— Все хорошо. Дыши глубоко. Психотерапевт сказал, что такое может произойти... — он замолчал.
Я месяцами отказывалась посещать психотерапевта, но папа все равно ходил к нему. Он не говорил со мной об этом, но я слышала, как он обсуждал свои приёмы с Брайаном.
Социализироваться.
Любая форма близости была для меня сущей пыткой. Как я могла социализироваться, если две безобидные женщины в туалете заставили меня сойти с ума? Если мужчина по пути в туалет вызвал у меня приступ паники?
Я терпеть не могла, когда люди смотрели на меня, как на ненормальную из-за того, как я себя вела. Я старалась быть похожей на них, старалась вести себя нормально. Однако нормальное поведение требовало близости с людьми, но эта близость напомнила мне о произошедшем. И это единственное, чего я боялась даже больше, чем самой близости. Воспоминания о случившимся и о том, что я потеряла, были слишком тяжелы для меня. Они напоминали мне о том, чего никогда не будет.
Я была сломана.
Сломана, без единого шанса когда-либо быть исправленной.
Сломана.
Я никогда не буду такой, как раньше.
Легче было смириться с тем, что я буду сломанной до конца своей жизни. Некоторые вещи не должны были быть сломанными, и поэтому их нельзя было починить. Никогда. Я была одной из таких вещей. Что бы ни было разбито много лет назад, я была почти уверена, что это была я сама, все мое существо, которое никогда больше не станет целым.
Это совсем не то, что разбить вазу и просто собрать ее обратно, с помощью клея. Не было такого понятия, как клей для разбитой души, разбитого человека, как я.
Я осознала это спустя несколько месяцев, после того случая, и каким-то образом это сделало мою жизнь намного сложнее, но в то же время легче. Это было труднее, потому что я знала, что надежды нет, но легче, потому что, в конце концов, я признала, что надежды нет. Иметь надежду и видеть, как твои надежды разрушаются снова и снова, было намного хуже, чем не иметь никакой надежды вообще. Даже совершенно незнакомые люди видели, что я ненормальная. Вот почему я почти не выходила
Питерборо был маленьким городком. Слухи об этом инциденте распространились как лесной пожар, и все новости были полны предположений.
Единственными людьми, которые имели скудные знания об этом инциденте, это папа, мой брат Брайан и персонал больницы, который лечил меня в последующие недели, но даже они не знали всего. И если бы у меня было хоть какое-то право голоса в этом вопросе, он оставалось бы закрытым до самой моей смерти. Я бы унесла правду с собой в могилу.
Я бы уже добилась успеха, если бы папа не спас меня дважды. После моей второй попытки самоубийства он начал рыдать. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь видела своего отца плачущим всерьез. Он сказал мне, что не выживет, если потеряет и меня, особенно после того, как мама умерла от рака, когда мне было всего двенадцать.
Даже у Брайана, моего непобедимого брата, стояли слезы в глазах, когда он навещал меня в больнице после моей второй попытки. После этого я решила, что постараюсь вынести свою жизнь ради них. Я не причиню им вреда еще больше. Папа и так уже достаточно настрадался, вынужденный ежедневно наблюдать за мной, когда Брайан, незадолго до инцидента, уехал в колледж. Он был избавлен от большей части драмы.
Когда я сказала папе, что хочу начать новую жизнь, у меня не было ни малейшего понятия, как именно это сделать. Единственное, что было ясно с самого начала - это то, что я должна покинуть свой родной город. Папа придумал решение, звучавшее хорошо в теории: я перееду к своему брату Брайану и его лучшему другу. Теперь это казалось вполне определенным способом сделать их жизнь невыносимой.
Мы были уже почти на месте, и до моего нового дома оставалось всего несколько минут. Чувство тошноты распространилось в моем животе. Борясь с этим, я на мгновение закрыла глаза, прогоняя его прочь.
— Ты в порядке, Эмбер?
Папин взволнованный тон заставил меня открыть глаза, но я отвела взгляд. Я не могла вынести выражение беспокойства и отчаяния на его лице.
— Я в порядке, папа, — заверила я его, избегая смотреть ему в глаза и оглядываясь через плечо на переноску для животных, где спал мой кот Тыковка, свернувшись калачиком.
Просунув палец сквозь решетку, я погладила мягкий мех на спине Тыковки, пытаясь успокоиться. Как обычно, мой кот наградил меня тихим мурлыканьем и поднял головку, чтобы я могла почесать его за ушком. Я заметила, что папа задумчиво смотрит на кота, и это чуть не разбило мне сердце. У папы не должно быть причин для ревности к коту.
Одна его рука лежала между нами, будто он надеялся, что я возьму ее. Боже, как же я хотела, но результат ранит его больше, чем мои не попытки.
Наша машина въехала на улицу, где жил Брайан. Вот он, мой шанс начать новую жизнь. Папа припарковал машину и выключил двигатель. Я не пошевелилась, и папа тоже, но я глядела в окно. Мое сердце подскочило к горлу.