Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага

Гладков Теодор Кириллович

А первая рота, бряцая деревянными колодками, стройными рядами по четыре человека бежала к своей цели. Петя видел, как по знаку этого военнопленного больные и калеки на ходу были рассредоточены так, что между более или менее двумя здоровыми людьми оказывался ослабленный человек. Каждый из них был под опекой таких военнопленных. Больные и калеки, кто раскинув руки на плечах товарищей, кто подхваченный друзьями под руки или поясницу, кто подталкиваемый в спину, бежали… на удивление гитлеровцев. Бежали без потерь. А сзади уже трижды раздавались автоматные очереди. На трех военнопленных в лагере стало еще меньше. А до места работы оставалось еще метров восемьсот.

Гена

с Юрой несколько отстали, а Петя обогнал колонну и затаился в высоких кустах. Отсюда открывался отличный обзор шоссе, и он решил, что из кустов как следует рассмотрит знакомого военнопленного. Ждать ему пришлось совсем недолго: скоро послышался лай овчарок и стук деревяшек о камни, и вот перед мальчиком показалась первая рота изможденных и оборванных бегущих людей.

Петя спрятался за широкую березу и стал из-за кустов наблюдать за военнопленными. Они бежали в пяти метрах от его укрытия: потные, тяжело дышащие. В шестом ряду он увидел человека с забинтованной шеей, который поддерживал за плечи необыкновенно тощего, высокого военнопленного. Петя долго смотрел на этого человека, и он узнал его. Это был Кузьмич. Повар 1-й роты 1-го батальона 2-го отдельного танкового полка. Мальчик сразу вспомнил его наваристую гречневую кашу с мясом. Да, это был он — необыкновенно исхудавший, но все с такими же веселыми глазами. Чувствовалось, что и в тяжелейших условиях плена он остался жизнерадостным и энергичным человеком. «Эх, Кузьмич!.. Кузьмич… Как же ты, дорогой, оказался в плену?» — подумал разведчик.

С котомкой за плечами Петя рванулся за колонной. Он решил держаться бывшего повара. А за спиной мальчика почти одновременно раздались две автоматные очереди: не стало еще двоих военнопленных. Команда фельдфебеля Дитриха строго выполняла приказ обер-лейтенанта.

Но вот наконец станция Любань. Тяжело дышащая, еле стоявшая на ногах колонна по команде Дитриха остановилась и тут же разделилась на две части. Одна часть под крики охранников, свист нагаек и лай сторожевых собак бегом отправилась к колонне крытых автомашин. Прикладами и пинками военнопленных загнал и в кузова машин, и они сразу тронулись по шоссе на север от станции.

Другая часть военнопленных, и среди них, к радости Пети, Кузьмич, стояла на привокзальной площади. Охранники отдельными небольшими группами перекуривали. Юра, Гена и еще несколько местных мальчишек вились около военнопленных. Хлеб и другие припасы они моментально раздали военнопленным. По неведомой чьей-то команде эти нехитрые продукты оказались у раненых и сильно истощенных людей. Кивком головы они благодарили своих малолетних кормильцев.

Внимание Пети было направлено только на Кузьмича. Из-за толстого дерева он наблюдал за бывшим поваром-танкистом, который помогал то одному, то другому военнопленному прийти в себя после изнурительного полуторакилометрового кросса. Шуткой, добрым словом, а то и сердитым окриком он вселял в них уверенность и бодрость.

Петя решил, что настало время выйти ему из-за своего укрытия. Он осмотрелся — нет ли поблизости охранников, и, обращаясь к Кузьмичу, который разговаривал с высоким тощим военнопленным, спросил:

— Дяденька, картошка печеная нужна?

Кузьмич поднял голову, долго смотрел на мальчика, и тут в глазах его блеснула радость. Он узнал Петю, но сразу же погасил ее и каким-то безразличным, усталым голосом произнес:

— Картошка, мальчуган, нам очень нужна. Сегодня, по милости начальника лагеря, мы работаем без обеда, поэтому нам, хотя бы немножко, нужно подкормить раненых и больных. Давай

сюда.

Котомка Пети была тут же опорожнена. Картошка оказалась в бездонных карманах и за пазухой высокого, тощего военнопленного. Он сразу куда-то исчез, а Кузьмич схватил мальчика за огромной сосной в свои еще сильные объятия и прижал к груди, приговаривая:

— Петька!.. Мой дорогой мальчишка, как же ты здесь оказался?

Петя пожал плечами и тихо сказал:

— Да что обо мне говорить. Я жив, здоров. Вот как вы оказались в плену, Алексей Кузьмич?

Кузьмич понимающе кивнул головой, улыбнулся, тяжело вздохнул и сказал:

— А примерно так же, как Тарас Бульба. Помнишь, не захотел он оставлять врагу свою упавшую в траву трубку. Так и я не мог оставить фашистам свою походную кухню. С колесом у нее что-то случилось, а тут фашистские танки прорвались. Я так и сяк пытался отремонтировать кормилицу танкистов. Не удалось. Гранатой подорвал ее, чтобы не досталась врагу. И тут же сам был ранен немецким автоматчиком. Пришел в себя — крутом гитлеровцы. Плен. Определили меня в Волосовский лагерь, откуда пытался бежать. Поймали. Что мне пришлось после этого пережить, Петенька! Об этом трудно рассказывать. Теперь вот уже больше месяца здесь, у страшного Щеголя. У, сволочь! Изверг рода человеческого. И как таких земля носит.

Тут раздалась команда строиться, военнопленные моментально заняли свои места. Кузьмич, положив руки на плечи мальчика, быстро проговорил:

— Мы здесь в южной части на станционных запасных путях разгружаем вагоны с боеприпасами. Это совсем недалеко отсюда. Приходи, обязательно приходи. Нужно поговорить.

Он подмигнул Пете, улыбнулся, уже в колонне весело махнул ему рукой, и военнопленные, стуча деревянными башмаками, под крики охранников и лай овчарок рванулись по железнодорожному полотну. Петя шел за военнопленными. И вот запасные пути, забитые товарными вагонами. Тут же находилась большая колонна грузовых машин, все французских марок. Шоферы-немцы встретили военнопленных улюлюканьем и свистом: они были недовольны опоздавшими. Ведь из-за этих русских им придется работать до самой темноты. Один из шоферов со злостью ударил кулаком в грудь шедшего в последнем ряду военнопленного. Другой подставил ему ногу, и бедолага грохнулся на землю, ударившись о рельсы. Немцы дружно засмеялись. Из носа военнопленного хлынула кровь. Товарищи поставили его на ноги, и он, зажав нос ладонями, старался не отставать от колонны.

Колонна остановилась на путях среди товарных вагонов. Петя спрятался за наспех сколоченный небольшой сарай, в котором виднелся инструмент путевых рабочих, и стал наблюдать за военнопленными. Фельдфебель Дитрих, вскочив молодцевато на открытую платформу, на ломаном русском языке произнес:

— На вагон с бомба работает десять рюскн свинка. Пятьдесят свинка — на эшелон с бревна… с шпала… Будем делать ремонт дорога. За низка…

Он запнулся и никак не мог вспомнить нужное ему слово, а затем, пошептавшись с переводчиком, продолжил:

— За низка производительность труд… за медленный работ будем бить… Бить сильно. За саботаж — только один мер наказаний — расстрел тут… на месте. Теперь за работа, хороши работа.

К вагонам были сразу подогнаны грузовые машины, и началась разгрузка. Петя отметил, что в одних вагонах находились тяжелые заколоченные ящики желтоватого цвета. Один такой ящик еле-еле поднимали два человека. Пошатываясь, они тащили по настилу этот неподъемный для них груз в машину и укладывали один на другой. «В ящиках — гранаты», — решил юный разведчик.