Не тайная связь
Шрифт:
Эльману мой характер тоже не нравился, хотя трахать меня было ему в удовольствие. Когда наше бурное лето закончилось, и мой брат обо всем узнал, Эльману пришлось очень несладко. Мой брат отправил Эльмана Шаха в больницу, а меня – беременную – выдал замуж за Камаля. Вот и сказке конец.
– Долго хорохориться будешь? Садись в машину вместе с ребенком. Холодает.
– Я тебе не верю.
– Че за бред?
Прижав к себе спящее дитя, я с сомнением окидываю мрачную фигуру Мурада Шаха и не решаюсь сесть в автомобиль
– Почему я должна садиться в твою машину? К чему такая честь, господин прокурор? В вашем услужении не нашлось простого водителя?
– Если посмотреть в широком смысле, то вы мне не чужие. Я приехал встретить вас с самолета.
– Дай мне поговорить с Камалем.
– Он занят, – настойчиво повторяет Мурад. – Итальянки все такие грубые или бывают исключения?
Пропустив его ироничный вопрос мимо ушей, я предупреждаю:
– Хорошо, мы поедем с тобой. Но имей в виду: если со мной и ребенком что-то случится, то весь гнев Сицилии и Лондона обрушится на твою голову, Мурад Шах.
– Эй, ну-ка следи за своим языком. Я лишь встречаю невестку с ребенком, а ты угрожаешь прокурору, – он прищуривается. – Помочь с детским креслом?
– Я сама!
Дернувшись от Мурада как от прокаженного, я в последний раз оглядываю опустевшую территорию аэропорта и кое-как заставляю себя сесть в салон вместе с Юной. Надеюсь, что Камаль был действительно занят и мне просто мерещится опасность, исходящая от Мурада.
– Готовы?
– Да, – бросаю, не взглянув в его сторону. В это время я посадила дочь в детское кресло и немного расстегнула ей одежду, чтобы она не вспотела. В машине было очень тепло, и она быстро уснула.
Мурад забирается в пассажирское кресло и отдает указ, а затем поворачивается к нам. Когда его взгляд упирается в Юну, мне кажется, что вот именно в эту минуту Мурад все поймет.
Поймет, что ребенок на самом деле от его брата – от Эльмана Шаха.
– Сколько ей?
– Что?
– Я спросил, сколько лет твоей дочери?
– Полтора года, – проговариваю отточеным языком.
На самом деле ей на несколько месяцев больше, но, когда Юна была зачата, я не была замужем за своим мужем. В роддоме я оказалась на несколько месяцев раньше, и мы подделали документы о рождении Юны. Что сделано, то сделано.
– Там уже все заждались, – произнес Мурад, не отрывая взгляд от Юны.
– Кто все? – спрашиваю немного резко, а затем склоняюсь к дочери и тем самым закрываю ее от рентгеновских темных глаз. – Ты так говоришь, словно приедет кто-то еще.
Мурад мне не отвечает.
Он отворачивается и делает вид, что не услышал моего вопроса. Было видно, что он злится на мою строптивость и непокорность, и сейчас решил отомстить своим молчанием. То, что Мурад мстителен – я почувствовала сразу.
Мне срочно нужно было увидеть мужа и попросить его не задерживаться в кругу семьи, а скорее вернуться в Лондон.
Нам
Нам здесь опасно.
Почти всю дорогу мы едем в молчании, лишь однажды Юна проснулась и стала проситься на руки, но я уже давно выработала к этому иммунитет и отучила ее от своих рук.
– Возьми и успокой ее, – велит Мурад, поморщившись от крика дочери.
– Она сама успокоится. Я не приучаю ее к рукам, у меня болит спина.
– Это новое веяние моды у матерей? Похуизм?
– Это моя дочь, и я воспитываю ее так, как считаю нужным. К тому же, ты просто не знаешь ее характер. Если всегда потакать ее капризам, можно сойти с ума.
Похныкав, Юна быстро успокаивается и начинает изучать виды, сменяющиеся за окном, а Мурад больше не спорит со мной.
Я бросаю взгляд в окно и замечаю, что мы приближаемся к коттеджному поселку, но я слишком много лет отсутствовала в этом городе, поэтому не могу точно сказать, движемся мы в правильном направлении или нет. Я упорно жду подвоха, поэтому несколько раз нервно поправляю свое платье и случайно задеваю ногтем капроновые колготки. Черт! Они с треском рвутся в районе бедра, но от мысленной драмы меня отвлекает вопрос Мурада:
– Дочь еще не разговаривает?
– Увы.
– На Шахов она не похожа, – замечает Мурад, обернувшись на нас. – У итальянской породы сильные гены.
От слов Мурада мои руки начинают трястись, и я напрочь забываю про порванные колготки. В его рентгеновском взгляде я вижу свою погибель, ведь Мурад посмотрел на Юну всего раз и уже запомнил черты ее лица.
Это страшно.
Юна взяла внешность Италии, но это не исключало похожесть на ее отца. На Эльмана Шаха. Мурад либо слеп и глуп, либо пытается усыпить мою бдительность.
Не стоило сюда приезжать…
– Неважно, есть ли в ней ваши черты или нет. Девочки все равно не имеют значения.
– Ты ошибаешься, – пресекает Мурад, столкнувшись со мной взглядом. – Значение имеют как мальчики, так и девочки. Кстати, сколько ей лет?
– Ты спрашивал это несколько минут назад…
Я стараюсь отвечать коротко, потому что чувствую, как мой голос дрожит. Мурад тоже чувствует. Он ведь прокурор, большой человек в городе и наверняка он заслужил свой пост не только по той причине, что он наследник Шаха.
Если бы Юна была похожа на Эльмана, это бы нас сгубило.
– Спрашивал?
– Да, ты спросил, и я ответила, что ей полтора года.
– Да, припоминаю такое. Память у меня плохая.
Мурад прищуривается, а затем широко улыбается мне. Хочет расслабить, заставить поверить, что все хорошо и что будет очень сладко. Я улыбаюсь ему в ответ, но не так широко. Мне все еще дурно. Когда Мурад отворачивается к дороге, то я с шумом сглатываю слюну, что образовывается в горле от напряжения.