Не то, что кажется

Grinfield

Статистика не имеет значения. Они лежали на раскалённой угольной пыли, словно нелепая, искорёженная пародия на человека.

Эти воспоминания не идут ни в какие сравнения со всеобъемлющими, всезнающими статистиками. Хватит чертить вокруг себя оградительные линии, создавать острова под названием «Просто оставьте меня в покое». У каждого в жизни есть цели и возможности.

Встаю с постели и сажусь рядом с Гейлом.

– Я так не могу. Не могу быть в стороне.

– Он отказал тебе?

– А ты?

– Слушай.

***

– Штурмом взять Капитолий

нам не под силу, - говорит Гейл. – Думаю, в первый раз в этом все убедились. Действовать нужно небольшими диверсионными группами, подтачивая с каждым разом уверенность столичных жителей страхом.

– То есть, ты предлагаешь действовать как террористы? Взрывая торговые центры и вокзалы? – вступаю в спор. – А ты подумал, сколько невинных может пострадать или даже погибнуть? А если там будут дети?

– А сколько детей погибло на радость этим уродам на Голодных Играх, а, Сойка? – отвечает мне вопросом на вопрос Джоанна вместо Гейла.

Пит за всё время совещания ещё ни разу не вмешался в разговор. Он стоит, скрестив руки на груди, и переводит недовольный взгляд то на меня, то на Гейла. Ему явно не по душе, что я решила активно участвовать в новом восстании.

Вчера ночью Гейл мне всё подробно рассказал. Теперь, когда революция превратилась в призрак, когда основные лидеры были либо убиты в боях, либо казнены, остатки повстанцев решили не сдаваться, бороться до победы. Именно до победы, потому, что иначе и быть не может. А какое же моральное право уйти имею я? Не после того, что Капитолий сделал со мной, с Питом, и всеми теми, чьи жизни больше не будут прежними, да если бы и были, то всё же лучше борьба. Лучше умереть в бою, чем стоя на коленях просить подачку у Капитолия. Умереть в честном бою за правду, а не в попытке заработать на кусок хлеба, быть взорванным в шахте. В бою за свободу, а не за призрачную победу на Играх, убивая себе подобных.

По сути, никого из предыдущего командования не осталось. Повстанцев осталось около пяти сотен. В этом лагере примерно двести человек, остальные засели в Четвёртом и Восьмом Дистриктах. Как я поняла из объяснений Гейла, основного лидера нет, и все карты руководства остались в руках Пита, Хеймитча, Гейла и одного из советников Койн, а также Финника. Моя же роль понятна, но я больше не собираюсь быть лишь «картинкой».

Джоанну тоже посвятили во все подробности. Бити же практически не интересовался тактикой и стратегией. После разгрома остатков Тринадцатого, который устроили солдаты Сноу после нашего поражения в битве за Капитолий, Бити чудом спасся, но был настолько болен и истощён, что здоровье не выдержало, и у него случился инсульт. С помощью оставшихся в живых врачей, Бити удалось восстановиться почти полностью, но он стал намного быстрее уставать. Теперь у него был помощник. Рыжая с благоговением смотрит на своего кумира, славного Победителя-изобретателя.

Тонни Брут предпочёл в планирование не вмешиваться, хотя, как оказалось, имел таланты к работе с химикатами, что по мнению Гейла могло очень пригодиться.

Собрание проходит тяжело. Трудные решения трудно даются. С тем, что Капитолий

напрямую не взять, особенно после недавних событий, после того, как охрана была укреплена, а по всему городу зарыты новые смертоносные капсулы, согласны все.

На протяжении всего совещания я чувствую тяжесть взгляда Пита. Я его не послушала, снова ввязалась в это. Но это мне решать, так что ему придётся смириться.

Так и не придя к конкретным решениям, мы переносим собрание на утро следующего дня, поставив перед каждым из нас определённые локальные задачи. Идея Хеймитча показать, что влюблённые из Двенадцатого снова вместе, меня просто взбесила, но остальные, в том числе и Гейл, пусть и нехотя, согласились, что с этого стоит начать информационную атаку. Пит был абсолютно беспристрастен. Такое ощущение, что сегодня, придя на собрание, он оставил в палатке все свои эмоции, возможно кроме немого осуждения.

Мне снова нужно готовиться к записи агитролика, но это будет позже, потому что Крессиде потребуется пара часов, чтобы детальнее разработать план. А пока я найду Прим.

– Если берёшь его вещи, хотя бы делай это незаметно, – слышу тихий шёпот рядом. – Пит всегда кладёт блокнот лицевой стороной вниз.

Рыжая заметила, что я читала дневник Пита. Надеюсь, ему она об этом не сказала.

– Не твоё собачье дело.

Мы выходим наружу, остальные расходятся по своим делам, но, кажется, наш разговор ещё не закончился.

– Я тоже так думала, – отвечает мне девушка. – Говорила себе, что он любит тебя, что ты достойна его любви, но ты даже не видишь той жертвы, что он принёс ради тебя.

– Я же сказала: это не твоё дело, – начинаю закипать, но рыжая будто не слышит.

– Ты отталкиваешь его раз за разом, причиняешь ему боль. А со мной он хотя бы забывается. Я больше не хочу быть просто средством, Сойка. Я буду бороться за него. Хотя, и бороться-то не с кем.

«Не обращать внимания на крыс». Папа всегда мне так говорил, когда я боялась шуршания в нашем погребе.

Но не в этот раз. Я делаю то, чего так давно желала моя душа. Злость достигает точки кипения, и я что есть силы толкаю девушку в грудь. Она отшатывается, полоснув ногтями мне по шее. Боль усиливает чувство ненависти, и я вспыхиваю, словно спичка.

Загораюсь, как кусок серы от искры.

Я умею драться. Меня этому обучали в Тренировочном центре, в Тринадцатом, да и Игры сделали своё. Но это не похоже на настоящую драку. Это самая настоящая девчачья потасовка. Сломанные ногти, вырванные волосы, расцарапанные лица. Вот рыжий клок застрял на моей пуговице.

Вокруг нас уже собралось немало народу. Краем глаза замечаю, как некогда враги – Брут и Мейсон, спорят об исходе боя. Не удивлюсь, если их спор финансово подкреплён. К ним присоединяется и Хеймитч.

Невнимательность сказывается, и я получаю меткий удар в челюсть. Губа расплющивается о зубы, и рот наполняется кровью. А удар у рыжей тот ещё.

Наконец, поваливаю её на землю, приложив все усилия, и когда мои пальцы смыкаются на её шее, говорю:

– Ты вроде любишь пожёстче, правда?