(Не) тот ребенок
Шрифт:
— Да, они пошли на наши требования по вакцинам, датских не хватает.
— А это новые поставщики? — хмурясь, пыталась вспомнить, что слышала о таких фирмах.
— Да, взяли пробную партию, будем смотреть и на качество препаратов, и на логистику.
Мужчина спокойно попивал чай и ел чизкейк, смотря на меня.
— Ты уже решила, где будешь наблюдаться? — теперь Антон стал забрасывать меня вопросами. — Если нет, у меня есть хорошие врачи на примете. Могу устроить тебя к ним.
— Это лишнее. Я стала
— Но если что-то надо будет…
— Антон, я хотела тебя попросить насчет операции для Кати, — отложив все документы, я прямо посмотрела в глаза мужчине. — Мы можем выделить средства?
— Алена, я не смогу постоянно вытягивать средства из бизнеса. Мы обанкротимся, и тогда ты уже никому не поможешь.
— Но мы же не можем сидеть сложа руки? — растерялась я.
— Давай устроим прием. В случае с Владом это ведь помогло.
Я и сама думала о подобном, но был сдерживающий фактор.
— Времени очень мало, Антон, очень.
— Не переживай, я вплотную займусь этим, — он накрыл мою руку своей и сжал. — Ты сейчас должна думать о другом, — взгляд мужчины с лица опустился на мой живот.
— Я думаю, но…
— Обещаю, сделаю все возможное и буду держать тебя в известности.
— Спасибо, Антон. Даже не знаю, что бы делала без твоей поддержки.
Речь шла не только об этой ситуации, а обо всем фонде. Мужчина не отмахнулся от моей идеи, а помог всем: ресурсами, людьми, опытом, сам принимал участие в приемах.
— Пила бы чай в одиночестве и съела бы сама все сладости, а так я оставил тебя без чизкейка, — засмеялся собеседник, и я улыбнулась ему в ответ.
Я уже тысячу лет так не общалась с мужчинами, но удивляло даже не это, а то, что мне было комфортно в компании Антона.
С еще большим комфортом я засыпала на новой подушке, которая “обнимала” меня с двух сторон. На нее удобно было забросить ногу и крепко обнять. Ко всему прочему, поясница и спина отдыхали! Представляю, как меня будет выручать эта “каракатица” на позднем сроке!
Глава 19. Юля
Мы ссоримся и миримся, словно на американских горках катаемся то вверх, к счастью, эйфории, то с разгону в самую бездну страхов, обид и непонимания.
Леша привык играть, рваться вперед, вырывать победу зубами, получать синяки во время матча, а сейчас должен стоять и смотреть, как другие кайфуют на льду. Я вижу, как его ломает от этих перемен. Он не хочет сдаваться и ставить на своей карьере крест, поэтому носится по врачам, показывает свое колено, снимки. Он готов на любые риски, лишь бы попробовать, лишь бы урвать этот шанс. Один из миллиона. Мы с ним похожи.
Теперь он понимает меня, но осаждает все равно. Потому, что любит. Потому, что боится за мое здоровье. На самом деле существует целый миллион
Леша больше не сдерживается, не выбирает выражений, он просто выплескивает на меня все. Кричит, бьет посуду, громко хлопает дверью на балкон и долго курит, смотря на небо. Я теперь сама вытираю свои слезы, умываюсь, привожу себя в порядок и иду мириться.
Старым, как мир, способом.
Наш секс дикий, необузданный, мы словно продолжаем сражаться, но теперь в другой, горизонтальной плоскости.
Леша еще не понимает, не видит, но я уже чувствую.
Мы теряем друг друга.
Самое страшное во всем этом то, что у меня больше нет сил что-то менять.
Я, словно сторонний наблюдатель, сижу на диване, ем чипсы и смотрю фильм, в котором сама же играю главную роль. Умом понимаю, что не так и как это изменить, но сил нет даже нажать на паузу.
Я уже почти смирилась, что нахожусь в начале конца.
Единственное, о чем я волнуюсь, на что у меня хватает сил помимо желания провести еще одно ЭКО, это здоровье мамы. Как и просил отец, я больше не езжу к ним, но звоню отцу раз в неделю.
Сегодня суббота. День нашего созвона. Лешка гоняет по городу, решая организационные дела, которые на него повесил отец, разгрузив себя, а я одна. Мне комфортно прятаться в своем одиночестве. Я укутываюсь им, как любимым пушистым одеялом. Оно дарит мне уют, комфорт и спокойствие. Заварив теплый чай, я присела на диван и набрала номер отца.
— Добрый вечер, папочка. Как вы? — этой неизменной фразой я начинаю каждый наш разговор.
— Мама делает успехи. Сегодня почти сама ела. Врачи заметили положительную динамику.
— Замечательно. Вы гуляете?
Я мимоходом смотрю в окно. На улице по-вечернему прохладно и немного сыро. Хоть весна и пришла в город, я еще не чувствую ни теплого солнышка, ни возрождение чего-то нового… Может, не время? Интересно, как у них дела с погодой?
— Да, по несколько часов в день! То кресло, что ты прислала, просто великолепное. Спасибо, дочка.
Мне становится неловко от похвалы. Вот что он так со мной, как с чужой? Разве не долг дочери заботиться о родителях? Да что там, они мои близкие, любимые, родные, кому мне помогать, как не им?
— Ну что ты. А речь? — я быстро перевожу тему. — Что говорит Андрей Вениаминович? Речь восстановится?
— Прогнозы благоприятные. Она начала издавать звуки, старается.
— Пап, я так рада, — я улыбнулась и сделала небольшой глоток чая. Все еще слишком горячий.
— Я тоже, а ты сама как? Вчера встретил твоего тренера, Майю Алексеевну. Она спрашивала о тебе, вспоминала о твоих победах, узнавала, не планируешь ли ты приехать, зайти к ней в гости.