Не трогай кошку
Шрифт:
– Роб, – сказала я, – это ужасно, и я не должна бы тебе рассказывать, но мне нужно с кем-то поделиться, а больше не с кем.
К моему удивлению, он не спросил: «Что-то о вашей семье?» или «Что-то с викарием?», а только кивнул: мол, это разумно, – и снова стал ждать. Я глотнула.
– Я думаю, это Джеймс сбил папу. Думаю, он был там, в Бад-Тёльце. На месте происшествия подобрали серебряную ручку с инициалами Дж. Э. Когда мне дали папины вещи, я решила, что и ручка его, хотя раньше никогда ее у него не видела. А вчера... вчера Джеймс увидел ее у меня и сказал, что это его ручка. Он не знал, откуда
До того Роб слушал, не двигаясь, но теперь пошевелился и спросил тоном, слишком резким для него:
– Ты сказала ему, откуда она у тебя?
– Нет. О нет! Я сказала, что подобрала ее в церковном дворе накануне ночью.
– И он поверил? – И вроде бы даже не удивился.
– Значит, в ту ночь это он был в ризнице – или, по крайней мере, во дворе.
– Да, значит, так. Когда я спрашивала его раньше, он отрицал это, но я знаю Джеймса и уверена: он лгал, – и он понял, что я не поверила. Он все обратил в шутку. А вчера даже не потрудился притвориться. И я знаю, что он там делал, хотя до конца не понимаю всего этого. Но все равно, это не важно по сравнению с остальным.
– Важно, чтобы он не узнал о твоих подозрениях о том, что он был в Бад-Тёльце, – прямо сказал Роб. – И что у тебя есть для этого основания.
– Он не догадывается. Все это выяснилось совершенно случайно. Он просто положил ручку в карман и ушел.
– Погоди минутку. – Роб нахмурился. – Какого числа твоего отца сбили? Тринадцатого апреля, так? Нет, Джеймс тогда был здесь. По крайней мере, в Англии.
Я резко выпрямилась.
– Ты уверен?
– Вполне. Я видел его. Он заезжал за девушкой Андерхиллов.
– Роб, ты уверен, что это был не Эмори?
– Пожалуй, не уверен. Могло быть и так. Я не говорил с ним – я работал на аллее. Но Андерхиллы потом говорили, что это был Джеймс. Я запомнил, потому что сначала, конечно, принял его за Эмори – ты знаешь, они гуляют с Кэти.
– Да, – сказала я задумчиво и добавила: – И он в тот день звонил брату? Интересно зачем?
Я говорила тихо, сама с собой, но Роб не только услышал, но и с электронной быстротой все понял.
– Значит, это сделали они? И можно предположить, что вчера здесь был не Эмори?
– Да, это был Джеймс. А сегодня Эмори. – Я посмотрела на него через стол. – Роб, ты понял? Вероятно, в тот день с Кэти был Эмори. А значит, Джеймс был в Бад-Тёльце.
– А так ли уж важно, кто из них был в Бад-Тёльце? – резонно заметил Роб. – Главное, что один из них вел ту машину.
Я не ответила, уставившись на свои руки, лежащие на столе передо мной, прикрывая письмо, словно я хотела спрятать его. Потом я взглянула на Роба, понимая, что все мои волнения и сомнения – да и надежды тоже – видны по моему лицу и глазам. Но мне было все равно. Я видела, что Роб все понял, бросив на меня один быстрый оценивающий взгляд. Стараясь избежать сочувственного тона, он проговорил:
– Да, все могло быть так. Но чтобы что-то предпринимать, нужно узнать побольше.
Это несколько успокоило меня, как Роб и рассчитывал. Откинувшись на стуле, я положила руки на колени.
– Извини. Извини, что взвалила все это на тебя. Знаешь, ты сам виноват: с тобой так легко!
– Наверное, потому что я всего лишь часть обстановки. Я вроде как часть сада, как
– Как говорить в дупло?
– Пожалуй, – сказал он беззаботно.
Роб потянулся, встал и прислонился к камину. Его взгляд снова стал серьезным и слегка помрачнел.
– Ну что ж, вот ты и рассказала. Не важно, почему тебе не хочется, чтобы это был Джеймс. Но ты не можешь и оставить все это так. Придется разобраться. Кто бы из них это ни был, даже если тебе не хочется знать ответ, нужно продолжить это дело и все выяснить. Так, правильно?
– Думаю, да. Но...
– И придется признать еще кое-что. – Он поколебался, а потом решительно закончил: – Насколько я понял, Бриони, кто бы это ни совершил, одинаково замешаны оба.
– Это не Джеймс, – сказала я, понимая всю бессмысленность своего ответа.
Я явно выгораживала Джеймса. Но Роб слушал не слова, а суть.
– Может быть, и не Джеймс. Но как говорится, он всегда был за кадром. И все равно нужно все вы яснить, правда?
Но я была не в состоянии смотреть на него и уставилась на свои руки.
– Придется. Ты сам только что сказал.
– Да.
Это было сказано окончательно и бесповоротно. Так же непоколебим, со смутным удивлением подумала я, как и викарий. Я все еще не могла смотреть на Роба и отвернулась к окну, где на легком ветерке колыхались занавески. На подоконнике стоял горшок с розовой геранью, точно такой же, как у меня в коттедже. Ветерок гладил светлые головки цветов и разносил по комнате лепестки. Один из них, упав на пол рядом со мной, напомнил мне лепестки ломоноса прошлым вечером. Прошлым вечером, когда я еще не знала того, что знала теперь. Тогда меня беспокоила всего лишь «кража» нескольких вещиц. С тех пор, казалось, прошла целая жизнь.
– Бриони, Бриони, милая.
Я чуть не подпрыгнула на стуле. Мои нервы натянулись, как рыбацкая сеть. Каким-то образом, пока я расслабилась, он сумел проникнуть ко мне. Это пришло вместе с ветерком, нежно, как летний воздух. Это кружилось вокруг меня вместе с лепестками герани – утешение, любовь, тоска, сильная, как боль. Такая сильная, что в течение ужасного, удушающего мгновения я думала, что он увидит через мои мысли содержимое конверта, лежащего на столе передо мной.
– Убирайся! Ты слышишь? Оставь меня в покое. Ты знаешь почему.
– Да, знаю, Бриони...
– Ладно. Ты это сделал?
Нет ответа. Он исчез. Рядом, старательно избегая теплоты и участия, Роб говорил:
– Не надо так смотреть на это, Бриони. Кто бы ни вел машину, нужно считать это несчастным случаем, так что...
– Да, конечно, несчастный случай! Но зачем же скрывать это? Почему было не остаться и не помочь? Он бы не умер.