Не трожь Техас!
Шрифт:
С тревожным чувством он вернулся к холодильнику и уставился на пустые полки. На задворках сознания раздался мамин голос: «Как не гляди, волшебным образом ничего не появится».
«Знаю, – ответил бы он. – Мне так лучше думается».
«Что тебя тревожит, сынок?» Она, как всегда, подошла бы к нему и обняла со спины. Какая бы дилемма перед ним не стояла, он шел к холодильнику, и проблема всегда решалась с маминой помощью. Господи, как же он по ней скучал.
Если бы она сейчас была здесь,
Закрыв дверцу холодильника и одновременно пытаясь запереть мысли, Даллас переключил внимание на кладовку. На ее полках царило еще большее запустение, чем в холодильнике.
Что ж, вдобавок к покупке нового дивана, чтобы впредь, когда ему придется на нем спать, не болела шея, Даллас собирался затариться продуктами. Чувствуя себя неполноценным оттого, что не может ничего предложить Никки, О’Коннор захлопнул дверь кладовки.
В голове маячил вопрос Тайлера: «Что такого в той блондинке в спальне Далласа, из-за чего он сам не свой?»
Почему он так себя чувствует? Даллас больше двух месяцев не покупал продукты. Сьюзан множество раз приходила к нему, и он никогда не переживал, что может предложить ей лишь хорошо провести время в постели.
В дверь поскребся Бад. Даллас впустил пса, но предупреждающе на него зыркнул.
– Еще раз пукнешь, и, клянусь, поищу пробку.
Бульдог повернул голову, как будто что-то услышал, и в следующую секунду вылетел из кухни.
– Оставь ее в покое. – Даллас пошел за псом, чтобы не дать ему ломиться в дверь ванной.
Но Бад не остановился у ванной комнаты – он протаранил наполовину открытую дверь спальни и забежал внутрь.
Даллас заметил Никки на полу, она прятала лицо в ладонях и плакала. Нет, не плакала. Рыдала. Ревела белугой.
Проклятье.
Его первый порыв, а Даллас в целом следовал интуиции, – бежать сломя голову. Он мог выдержать пару слезинок, задать подходящий вопрос «Ты в порядке?» и при этом выглядеть искренне. И это не притворство, Даллас не был придурком. Он беспокоился о людях. Но когда дело касалось эмоционально разбитой женщины, пожалуй, Бад лучше любого человека подходил на роль утешителя.
Он развернулся и даже оторвал ногу от пола, собираясь ретироваться, но тут Никки снова всхлипнула и икнула. Непостижимо, как этот незначительный звук мог иметь такое сильное влияние на совесть О’Коннора. Но, принимая поражение, Даллас глубоко вздохнул, снова развернулся и вошел прямо в центр эмоциональной бури.
– Эй! – Он встал позади Никки на колени и положил ей ладонь на плечо. – Ты в порядке?
Она мотнула головой, но отвечать не стала. Даже руки от лица не убрала. Сквозь пальцы вырвалось очередное рыдание. Бад нарезал круги вокруг Никки и, глядя на Далласа, скулил, словно говоря: «Сделай что-нибудь!»
Но что?
Даллас сел рядом
Наверное, он все же не так плох в утешениях. Даллас снова опустил руку.
– Знаю, это тяжело.
Да уж, знал, как никто другой.
О’Коннор заметил на полу ее телефон и задумался, не расстроил ли Никки телефонный звонок.
– Что случилось? Что-то с Эллен? Ты из-за нее плачешь?
Он услышал вздох.
– Нет. – Никки икнула и отстранилась. – Из-за моих родственников. Бывших родственников. Я забыла вчера им позвонить. Поверить не могу, что забыла им позвонить. Это так бесчувственно с моей стороны.
Он задумчиво посмотрел на ее лицо с дорожками слез.
– У тебя выдался день хуже некуда. Тебя отравили, ты нашла труп, чуть не потеряла подругу, а потом обнаружила, что в твою квартиру вломились. – Бад попытался облизать лицо Никки, и Даллас легонько его оттолкнул.
– Все равно я должна была им позвонить. – Она уронила руки на колени, и они приземлились на подол ее майки. Овальный вырез еще немного углубился, и Далласу пришлось поднапрячься, чтобы не залипнуть на ее декольте.
– Ты к себе слишком сурова, правда. – Он убрал прядку с ее щеки. Насколько Никки была жесткой по отношению к себе, настолько же физически мягкой. И нахождение в непосредственной близости к этой гладкой женской коже сеяло внутри Далласа настоящий хаос. Он хотел дотронуться, вкусить, притянуть ближе всю эту мягкость.
– Они… они думают, я убила Джека. – От боли голос звучал приглушенно, громким эхом отдаваясь внутри Далласа.
Почувствовав укол вины за непристойные мысли, Даллас мысленно вырубил либидо.
– Мне жаль.
– Я знаю, твой брат тоже так считает. Но он меня не знает. Меня не волнует, что он думает.
О’Коннор чуть не ляпнул, мол, должно волновать. Потому что Тони полицейский, и его мнение намного важнее мнения ее родственников. Но потом вспомнил, каково это, когда понимаешь, что люди, которых ты считал близкими, на самом деле таковыми не являются. Люди вроде Серены.
– Они меня знают. Я была… была членом их семьи больше трех лет. Как они могут думать… Ведь я его раньше любила.
Слово «раньше» не шло у Далласа из головы. Он вытер слезу с ее щеки и произнес единственные слова, которые могли утешить.
– У Леонов сейчас большое горе. Они одумаются. – Большинство тех, кто сомневался в нем, в конечном итоге очнулись. Например, Серена. Но только Даллас не сказал Никки, что это ничего не меняло, потому как, даже если Леоны вновь перейдут на ее сторону, она не сможет ничего забыть или простить им предательства. По крайней мере, он не смог.