(Не)твой
Шрифт:
— А если я не хочу другую? Я не пойму, Сава, ты отговариваешь меня сейчас?
— Не отговариваю, — качает головой, — а спрашиваю, уверен ли ты, что тебе это точно надо. Оля — классная девчонка, мелкий у нее хороший. Чтобы ты не передумал потом, потому что на самом деле не готов к такому.
— Спасибо, друг, что веришь в меня, — желание послать всех и уйти бешеное, но я продолжаю стоять рядом и подбирать слова. Потому что они оба не поняли ещё, насколько я серьезно настроен. Потому что по факту-то я ничего не рассказываю. Спрятал наш с Крохой мир от всех и радуюсь, как дурак.
— Чё за вопросы? — сразу рычит, то ли психует, то ли ревнует. — Люблю конечно.
— А вот если бы тогда, когда ты в неё уже так сильно влюбился, оказалось, что у нее есть ребёнок? Ну, вот просто представь. Ты её уже очень любишь, жить без нее не можешь, а тут бах, и ребёнок. Бросил бы её?
Сава зависает, раздумывая около минуты, а Колос понимающе улыбается. Ну, хоть кто-то.
— Не бросил бы, — наконец-то отвечает Сава уверенно.
— А с ребенком как быть?
— Воспитали бы.
— Ну вот не спрашивай меня тогда, уверен ли я, ладно? — улыбаюсь, хлопая Саву по плечу, разворачиваюсь, собираясь уходить на следующую тренировку, но застываю. Потому что окно Крохи в двух метрах от нас, и голова её любопытная в это окно торчит, в глаза неотрывно за мной наблюдают, губы улыбаются.
Подхожу к окну, глядя на Кроху, довольная стоит, сияет вся.
— Подслушивать нехорошо, Ольга Сергеевна, — говорю, чуть потянувшись за быстрым поцелуем. Вижу в кабинете Матвея, который все ещё сидит за столом спиной к нам и рисует.
— Слишком мягко стелешь, Ковалёв, не удержалась, — она хихикает, а я в миллионный уже наверное раз от этой улыбки дохну. Она сама тянется вниз, ещё раз чмокая меня в губы, и меня удивляет эта несдержанность, потому что Сава с Колосом все ещё рядом, и, судя по тому, как горит моё лицо, они смотрят на нас неотрывно. Но ее это не останавливает, и радует меня, как идиота. — Спасибо за цветы, — шепчет, а потом поднимается и закрывает окно.
Да за такие бонусы я готов по пять букетов в день таскать… Нужно вечером купить ещё один. Однозначно.
Глава 29. Оля
Утро автоматически становится добрым, когда просыпаешься от настойчивых поцелуев. Особенно, если эти настойчивые поцелуи обрушиваются на твой нос и щеки от самого лучшего пятилетнего мужчины в мире.
Когда он убегает на лето к маме, я бесконечно по нему скучаю. И просыпаюсь одна с грустью и ожиданием осени. Хотя, как и любая нормальная мама, иногда всё же наслаждаюсь тишиной и спокойствием. Но не сейчас. Сейчас, когда я забрала Матвея раньше сентября из-за его резкого желания заниматься хоккеем, мои утра снова наполнились счастьем, звонким смехом и милыми чмоками.
Матвей у меня всегда рано встаёт, поэтому обычно за день мы успеваем сделать кучу дел, и сегодня он тоже не стал изменять самому себе, разбудил меня в восемь, ещё и кричит на ухо, что пора выдвигаться на тренировку.
— Малыш, тренировка в десять, мы всё успеем, не переживай! — тащу его умываться, а потом на кухню, поглощать завтрак. И у меня снова просыпается это дурацкое желание накормить ещё и Антона домашней едой, чтобы видеть,
Набираю ему смс, спрашивая, любит ли он блинчики, и получив парочку пошлых ответов, наконец-то вижу заветное «да» на экране, и принимаюсь за готовку для двух любимых мужчин.
Смотрю на дату в телефоне и хмурюсь: сегодня день перевода денег тем, кому отец задолжал. Перевожу очередные пятьдесят тысяч людям, которые удивительно вошли в наше положение и разрешили платить частями и даже без процентов, и получаю ответ, что осталось ещё шестьсот пятьдесят. Боже… это никогда не кончится. Я перевожу каждый месяц по пятьдесят тысяч, собирая их всеми способами. Часть даёт мама, часть ищу я. Зарплата, алименты от Ярослава, подработки, и довольно сильная экономия, хотя я стараюсь делать так, чтобы Матвей ни в чем не нуждался, да и сама питаюсь нормально, потому что здоровая мама моему малышу тоже необходима. Мне очень повезло с работой в спорткомплексе. За занятия с главной командой города платят неплохо, и за дополнительные группы идут премии. Так собирать на долг отца куда проще, да и ощущение, что я на самом дне, немного отступает. Прорвусь.
На столе стоит букет из гербер, который вчера вечером принес курьер. Внутри была записка «для новых поцелуев», и каждый раз, как смотрю на цветы, губы растягиваются в мечтательной улыбке.
Антоша…
— Мамочка! — зовёт меня Матвей, все время до этого наблюдающий в окно за трактором, который роет яму в соседнем дворе. — А почему тот Антон далит тебе цветы? — внезапно спрашивает Матвей, лишая меня дара речи.
— Ну, потому что… — а что говорить?
— Вчела он сказал, что это чтобы ты улыбалась! — светлые бровки сводятся к переносице, отражая хмурость на любопытном личике. Удивительно, но истерик Матвей мне не закатывает, видимо, достаточно повзрослел для того, чтобы воспринимать такие вещи немного спокойнее, но и принять без лишних вопросов все ещё не может. Он думает, прощупывает почву, наблюдает. Все ещё считаю, что он действительно был бы неплохим сыщиком.
Матвею заметно не очень нравится происходящее, но в целом он старается пока только смотреть со стороны, пытаясь понять, что к чему. Потому что ничего конкретного не происходит, просто внимание со стороны Антона, не более.
— Ну, видишь, я улыбаюсь, — решаю сказать то, что наверняка устроит Матвея. Он пару раз кусает блинчик, о чем-то думая, и мне очень интересно, что происходит в его светлой голове. Но гадать не приходится, он поднимает голову, прожевав, и абсолютно спокойно и серьезно задаёт мне вопрос, от которого по спине мурашки бегут.
— Мамочка, а он плавда тебя у меня не забелёт? Он сказал, что нет. Ты меня честно не блосишь, как папа?
Мне хочется в эту секунду найти Ярослава и расколотить на его голове несколько стульев за то, что сломал моему ребенку представление о хорошем родителе. Потому что он был хорошим и не давал повода думать, что может от нас уйти. А потом ушел, заставляя ребенка страдать. И сейчас, когда перестает с ним общаться, он бросает его второй раз, поселяя в крохотном сердечке сомнения по поводу остальных людей.