Не твоя семья
Шрифт:
— Слава, это Геля, моя жена. Ты приезжала маленькой к нам, помнишь? А это мой сын Егор, — Тимур чуть улыбнулся, взъерошив его темные волосы.
— Как жена?! — Ярослава открыла рот в ошеломлении. — Ты же на маме должен жениться! Ты мой отец! — она практически кричала.
— Я твой крестный, — в голосе металл, глаза затянуло грозой, на скулах желваки проступили.
Не знаю, для кого эта демонстрация мускулинности. На девочку, очевидно, не действовало, меня и вовсе раздражало. Значит, все-таки Марьяна была кандидатом в жены господина Мантурова.
— Ярослава, твоя мама выдавала желаемое за действительное. Задай эти вопросы ей.
— Нет! Мама говорила! — топнула ногой. Девочка начала истерику. — Ты обманываешь! Мне не нравится твоя жена и этот мелкий!
Я обескураженно наблюдала за этой сценой. Егор и вовсе заплакал от криков и нарастающего негатива.
— Какой ужас… — проговорила и, подхватив сына на руки, развернулась. Не собираюсь больше это слушать.
— Ярослава! — рявкнул Тимур. — Ты не маленькая уже, чтобы оскорблять людей и думать, что за это ничего не будет.
Уходя, наткнулась на женщину, испуганную и изумленную. Няня или бабушка?
— Уважаемая, займитесь вашей подопечной.
Последнее, что услышала, удаляясь от этой безобразной сцены:
— Крестный папочка, пожалуйста, прости. Я случайно! Я не хотела! — и столько притворства, заискивания в голосе. Ярослава научилась манипулировать взрослыми и мимикрировать под любую ситуацию. Не получилось требовать, будет плакать и умолять.
— Ангелина! — услышала оклик, но не остановилась.
— Не плачь, сынок. Ну чего ты расстроился?
— Похая девоська. Зьлая.
— Хочешь сладкую вату? — пыталась переключить внимание. — Пойдем, купим вкусняшку и поедем домой.
— Не хосю домой! — снова захныкал.
— Гель, — Тимур догнал, — давай помогу. Тебе же тяжело.
Я только сильнее прижала к себе сына, пусть с дочкой Марьяны нянчится! Да, может быть, это несправедливо, но мне было жутко обидно. Она вон папой зовет!
— Ангелина, — тяжело посмотрел и мягко, но настойчиво забрал Егора. Руки у меня действительно отваливались. Тяжелый у меня мальчик.
Сладкая вата смогла убедить, что пора домой. У меня больше не было настроения гулять в этом парке. В машине Егора укачало, и он заснул. Я смотрела на спящего в автокресле сына: перемазанный сахаром, с румяными щечками, забавно открытым ротиком.
— Геля… — Тимур нашел меня в зеркале заднего вида. — Слава почему-то привязалась ко мне…
— Похвально, что ты хоть для кого-то эти три года был отцом, — сухо отозвалась, отворачиваясь к окну. Этой девочкой он интересовался, гулял, подарки дарил и свое время. Для дочери Марьяны находил минутку в своем напряженном графике, а моего сына даже ни разу не вспомнил. Ничего не ёкнуло. Она важнее, чем мы. Вот так вот, Ангелина. Твой муж когда-то расставил весьма говорящие приоритеты.
— Гель, ну прости, а! Прости! — шепнул, но громко. — Я говно и признаю, но я не был ей отцом. Я вообще никому и никогда им не был, пока вас не вернул. А Ярослава… После развода
— Как вы хорошо с Марьяной придумали! — шепотом воскликнула. — Состряпали два быстрых развода!
— Геля, я никогда ни хотел жениться на Марьяне! Я всю жизнь ее знаю и никогда… Просто Олег уехал в Штаты, и Славка за меня начала цепляться. Отец в гости позовет, и они там с Марьяной. То Славка мне пишет и звонит. С Олегом они не общаются, вот она ко мне и потянулась. Ты же помнишь, что она и мелкой была такой же!
Да, это правда. Если двойняшки Загитовых играли по-детски, то Ярослава предпочитала взрослых. В особенности мужчин — ими крутить легче. Только я не сказала бы, что Олег был плохим отцом. Ярослава тянулась к нему: папочка, папочка — было такое.
— Мне неприятно, Тим. Все вроде бы логично, но… — я замолчала. Странное ощущение — делиться болючими эмоциями, когда рядом спит наш сын, но… Это отрезвляло и способствовало конструктиву. Мы точно не сорвемся на крик. — Мне больно, что так вышло.
Если честно, легче не стало. Иногда нужно проораться и отпустить, но как-то не получалось. На чистоту, эмоционально, жестко, со слезами и соплями еще не говорили.
— Геля… Девочка…
— Не нужно, — остановила его. — Давай не будем… Не сейчас…
— Остановимся на кофе? Пусть Егор поспит. Что его будить. — Тимур свернул в макавто и припарковался в стороне. Я осторожно выбралась из машины. Муж пошел за кофе. Егор продолжал спать.
Сегодня было ветрено, но сухо. Пока. Тучи кружили над столицей уже два дня, ноябрь обычно приходил с дождем.
— Я взял капучино с кокосовым сиропом. Ты все еще любишь его?
— Люблю, — ответила почти шепотом и взяла стаканчик. Он помнил. Я тоже: Тимур всегда предпочитал черный двойной американо, без сахара и любых других добавок.
Мы пили молча, оперевшись на тихо урчавший капот ламборджини. Я искоса смотрела на мужа: без привычных галстуков, костюмов и деловых пальто. Куртка, черный свитер под горло, темные волосы трепал ветер.
— Замерзла? — спросил, убирая с моего лица черные прядки. Одну руку обжигал кофе, другую муж, который сжал в своей ладони. Мягко растирал, поглаживал, согревал. Я не находила сил высвободиться.
— Поехали домой. Я замерзла, — нервно отодвинулась. У меня голова кругом. От мужа исходило такое искреннее желание стать к нам ближе. Это не про секс, это про что-то другое. Хотя секс тоже присутствовал, но это же Мантуров: в нем слишком много тестостерона. Ему всегда было нужно много и часто.
После того, как Егор уснул, я спряталась в спальне: пыталась разобраться в себе и своих чувствах. Я злилась на ситуацию с Ярославой, но не верила, что мой Тимур мог привязаться к какому-то чужому ребенку. Я видела его в компаниях детей наших общих знакомых — и никаких особых восторгов. Правда, говорят же, что мужчина любит детей любимой женщины… Неужели?.. Не знаю. Не похоже. Зачем тогда со мной жить? Никаких практических выгод нет.