Не учи меня любить
Шрифт:
— Что вы знаете об их счастье? — нахмурилась Мэй. — Вы приехали в Гэлгем позавчера и не видели, как они жили эти годы.
Она сразу поняла, кого Алекс имеет в виду. Значит, его разговоры об интервью и отвлеченные расспросы о центре не обманули ее. Отлично. Алекс Броуди всегда предпочитал играть в открытую.
— Я знаю Роберта и вижу, как он страдает!
— Мистер Уайтчел органически не способен страдать, — отрезала Мэй. — К тому же даже если он… несколько расстроен поведением жены, это не страшно. Почему Китти должна руководствоваться его желаниями? Она хочет наслаждаться своей жизнью…
— Почему
— Потому что ей это неинтересно!
Алекс с такой силой ударил кулаком по столу, что бокалы чуть не опрокинулись. Мэй вздрогнула. Броуди стало неловко. В конце концов, он же не хочет, чтобы она сочла его дикарем, не способным держать в узде свои эмоции.
— Извините, — угрюмо пробормотал он, потирая ушибленную ладонь.
— Вы проявляете такой интерес к судьбе Китти Уайтчел, что у меня появляются разные подозрения, — процедила она сквозь зубы.
— Меня волнует судьба Роберта Уайтчела, — поправил ее Алекс. — До Китти мне нет никакого дела.
— Конечно! — воскликнула Мэй с внезапной горечью. — Какое мужчине может быть дело до женщины, когда его не терзает животная страсть?
— Не цепляйтесь к словам, — разозлился Алекс. — Вы прекрасно поняли, что я хотел сказать. Китти может жить так, как ей вздумается. Но я хочу понять, почему мой друг должен страдать!
— Какое потрясающее благородство! — Тон Мэй Делано буквально источал сарказм. — На месте Роберта Уайтчела я бы не позволила другу с такой внешностью улаживать мои семейные дела.
И в очередной раз ей удалось лишить Алекса самообладания.
— На что вы намекаете, черт побери? — прорычал он.
— Китти считает вас очень симпатичным, — безмятежно рассмеялась Мэй. — А вы производите впечатление человека, способного посягнуть на чужую жену.
Вынести такое было уже невозможно. Мэй наблюдала за ним блестящими глазами, и Алекс ясно видел написанный на ее лице интерес. Что он сделает дальше?
Ну уж нет, сказал он себе. Пусть не рассчитывает вывести меня из себя.
— Благодарю за лестный отзыв, — усмехнулся он. — Но Китти Уайтчел в полной безопасности.
— Понятно. Кодекс мужской дружбы. — Мэй вроде бы и не издевалась, но ее слова прозвучали как насмешка.
Веселишься? — со злостью подумал Алекс. Ну тогда получай.
— Дело не в дружбе, — проговорил он небрежно. — Просто Китти не в моем вкусе. Предпочитаю женщин посообразительнее и позлее. Таких, как вы, Мэй. И рассуждаете разумно. Никаких влюбленностей и переживаний, физическое удовлетворение в чистом виде. Мечта каждого мужчины. Я, пожалуй, посижу на ваших курсах, посмотрю, кто из ваших учениц лучше всего усваивает урок, и выберу себе подружку на ту пару недель, что буду в Гэлгеме…
Алекс ожидал, что она рассвирепеет и примется всячески поносить его. Или что она даже бровью не поведет и сделает вид, что ее нисколько не задевают его слова. Он и представить себе не мог, что Мэй вскочит со стула с такой стремительностью, что тот отлетит в сторону, и бегом бросится к выходу, не обращая внимания на изумленные взгляды окружающих.
С минуту Алекс остолбенело смотрел ей вслед. Он ни в коем случае не хотел обидеть ее, разве что
— Эй, парень, хватит ворон считать. Твоя красотка, наверное, уже далеко убежала, — крикнул Алексу кто-то за соседним столиком. — Разве такую женщину можно одну отпускать?
Алекс очнулся. Что он, в самом деле, сидит как болван? Догнать ее скорее, извиниться, вернуться обратно вместе с ней. Подумать страшно, что они тут наговорили друг другу…
Он выбежал на улицу. Мэй далеко не ушла — она возилась с замком на дверце своей машины, который, на счастье Алекса, вздумал покапризничать. Она безуспешно дергала ручку, но замок заклинило, и нервные движения Мэй только усугубляли дело. Она была так занята своими бесплодными попытками, что не услышала, как Алекс подошел к ней.
— Мэй, прошу вас, не сердитесь на меня, — сказал он. — Я не хотел вас обидеть.
Мэй развернулась к нему с поистине кошачьим проворством.
— С чего вы взяли, что я обиделась? — спросила она с вызовом.
Алекс молчал. Преображение Мэй Делано, начавшееся в погребке дядюшки Питера, завершалось у него на глазах. Куда подевались ее сдержанность, самоконтроль, безупречные манеры? Ноздри девушки раздувались, глаза метали молнии, каждый миллиметр ее лица дышал возмущением. Алекс ни разу в жизни не видел, чтобы гнев так украшал человека. А может быть, ему просто было приятно убедиться в том, что Мэй способна на человеческие эмоции. Тот, кто умеет так злиться, должен уметь любить…
— Мне нет никакого дела ни до вас, ни до ваших предпочтений! И обижаться на ваши идиотские слова я не собираюсь! — выпалила она.
Так, уже дошли до оскорблений, машинально отметил про себя Алекс. Отсюда недалеко и до рукоприкладства. Надо быть настороже.
— Ну что вы стоите как истукан, скажите хоть что-нибудь! — воскликнула Мэй. Странное молчание Алекса доводило ее до исступления.
Но ему нечего было сказать ей. Кроме разве что того, что в его неосторожных словах была изрядная доля правды. Мэй Делано действительно нравилась ему гораздо больше Китти или кого-нибудь еще. Это было нелогично, ведь она успела несколько раз унизить его. Это было внезапно, ведь он познакомился с ней только вчера. Это было удивительно, ведь он с самого начала был настроен против нее, а она не делала ничего, чтобы изменить его мнение.
Но, несмотря ни на что, Мэй интересовала его как никакая другая женщина. Осознание этого факта потрясло Алекса до глубины души. Приударить за Мэй Делано — какой нелепой вначале ему показалась эта идея! Но сейчас он чувствовал в себе готовность не просто ухаживать за ней, но самым серьезным образом добиваться ее…
Все это пронеслось в голове Алекса за одну секунду, и прежде чем он успел осознать, что он делает, его руки уже схватили Мэй за плечи, а губы прижались к ее губам.
Ее губы были нестерпимо горячими, как у человека в лихорадке, и первое прикосновение буквально обожгло Алекса. Это был неистовый поцелуй, поцелуй-отчаяние… Алекс плохо представлял себе, как Мэй отреагирует на его вольность. И он не понимал, что скажет ей сам. Но одно он знал твердо — губы Мэй отвечали ему, а это что-то да значило!