Не уезжай ты, мой голубчик!
Шрифт:
– Да ну тебя. С тобой каши не сваришь… – заявил он, направляясь к двери и снова открывая ее.
– Спать! – рявкнул Николай.
– Сам спи. Мне еще не хочется, – обернулся Стебликов и с силою задвинул дверь.
Он увидел, что Эрик стоит на том же месте со стаканчиком в руке, и сразу направился к нему.
– Вот. Пиво… Хочешь? – показал он ему бутылку.
– Что это такое? – заинтересовался Эрик.
– Пиво… Бир… – вспомнил слово Стебликов.
– Алекс принес русского пива,– объявил Эрик друзьям в купе. – Кто
К Стебликову потянулись руки с бумажными стаканчиками. Он вошел в купе и принялся наливать каждому понемножку, дружелюбно бормоча:
– Тут немного… Всего одна бутылка… Попробовать…
Он вылил все до капли под одобрительные возгласы американцев. Видя, что хозяину ничего не досталось, толстяк снабдил Стебликова порцией виски.
– За дружбу! – оглядев американцев, провозгласил Стебликов.
– О! Мир! Дружба! – загалдели американцы.
Все выпили. Алекса усадили на нижнюю полку между толстяком и девушкой. Напротив примостились Эрик и еще три человека – среди них один негр. Американцы дружелюбно и простодушно глядели на Алекса.
– Как вам нравится в Советском Союзе? – начал он эту небольшую пресс-конференцию, но по лицам увидел, что американцы не понимают. – Ду ю… – попытался он перевести себя, но понял, что не готов к этому.
Толстяк решил представить общество. Тыкая каждого пальцем, он обошел всю компанию, начав с себя:
– Даглас… Розмари… Эрик… Роберт… Сэнди.
– Алекс, – поклонился Стебликов, стукая себя ладонью по груди. – Рашен инженир, – добавил он после паузы.
– О! рашен инженир! Йес! – закивали американцы, весело переглядываясь друг с другом.
– Эрик, ты уверен, что агент действительно не понимает по-английски? Возможно, он притворяется? – обратился Даглас к Эрику, с улыбкой следя за выражением лица Алекса.
– Разве это имеет значение? – пожал плечами Эрик.
Алекс сообразил, что говорят о нем, перевел взгляд с Дагласа на Эрика.
– Двенадцать лет учил английский. Семь лет в школе и пять в институте. Ни черта не знаю! Как так может быть? – обратился он со своим недоумением к американцам. – Я не тупой, ей-богу! Обрывки слов в башке… Диффикалт… индепенденс…
– Трудный? Независимость?.. О чем он говорит? – переглянулись американцы.
– А все потому, что система у нас такая, – продолжал несколько потерявший тормоза Стебликов. – По-русски никто не говорит? Ду ю спик рашен? – оглядел он хозяев. – Вот и хорошо! Сто лет можешь учиться – ничему не научишься. Сто лет работай – ничего не заработаешь! Знаешь, сколько я получаю? – внезапно обернулся он к толстому Дагласу. – Двадцать долларов в месяц! Это по курсу черного рынка. Два блока сигарет, я узнавал…
Американцы, почтительно скучая, слушали разговорившегося Стебликова.
Внезапно на верхней полке купе что-то зашевелилось, и из-под одеяла показалась старушечья голова в кружевном чепце.
Стебликов с удивлением воззрился снизу на старуху. А она, не обращая на компанию ни малейшего внимания, села на полке, сняла с крючка свою сумку и, порывшись в ней, извлекла оттуда наполовину опорожненную бутылку «Столичной» и пластмассовый стаканчик. Поднеся бутылку и стаканчик к носу, старушка ловко плеснула в стаканчик
– Миссис Бэрридж, у нас новый агент. Его зовут Алекс. Он говорит, что его специальность – инженер,– представил Стебликова Даглас.
Алекс услышал свое имя и поклонился старушке. А она, приподняв стаканчик и бутылку, покачала ими в воздухе, делая приглашающий жест, который Стебликов истолковал как «хочешь выпить?».
Алекс застенчиво потупился.
Старушка отмерила ему порцию, протянула сверху. Алекс принял.
– А мне? – заявил Даглас под общий смех.
– Я уважаю агентов тайной полиции. Это нелегкая служба, поверьте мне. Мой муж пятнадцать лет был агентом ФБР, – наставительно произнесла миссис Бэрридж.
– А потом? – спросил Даглас.
– Потом я его прогнала,– заявила миссис Бэрридж под дружный хохот и, приняв от Алекса опустошенный стаканчик, повернулась лицом к стенке и вновь укрылась одеялом.
Негр извлек откуда-то ящик с баночным пивом, принялся раздавать. Банки открывались с характерными сухими хлопками и шипением. Алекс, покосившись по сторонам, чтобы не оплошать, тоже открыл свою банку и сделал затяжной глоток.
– Хорошие вы ребята… – растроганно сказал он, опуская кружку. – Давайте споем, что ли… Рашен сонгс, понимаешь? – обратился Алекс к Эрику.
– Рашен сонгс, йес, – послушно кивнул Эрик.
– Нау! – Алекс поднял палец, и все притихли.
Стебликов собрался с духом, настроился и даже прикрыл глаза, а потом, помогая себе дирижерскими движениями указательного пальца, тихо и проникновенно начал:
Выхожу один я на дорогу;Сквозь туман кремнистый путь блестит;Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,И звезда с звездою говорит…И звезда с звездою говорит.Американцы слушали серьезно и внимательно, покоренные распевом Стебликова. А он затянул второй куплет, но очень скоро, к собственному сожалению, понял, что не очень твердо помнит слова.
В небесах торжественно и чудно!Спит земля в сиянье голубом…Что же мне…Он на секунду приостановил пение.
– Черт! Слов не помню! – покрутил он головой. – Да вам все равно – лишь бы складно! – махнул он рукой и продолжил:
…так плохо и так трудно?Я пою совсем уже с трудом…Я пою совсем уже с трудом.Уж не жду… И вы со мной не ждите!Нас не жаль ни Богу – никому…Уходите, братцы, уходите.Вся земля давно уже в дыму…Вся земля давно уже в дыму.