Не уходи, никогда!
Шрифт:
– Ну знаете ли, – начинаю закипать я, – Если вам не нравятся мои методы лечения, я могу и уйти, – начинаю судорожно собирать свой саквояж, почти закидывая туда свои драгоценные баночки.
– В-а-а-р-я-я, – раздается тихий голос с кровати, чуть растягивая слоги, и мы все замираем, удивленно смотря на Вику, девочка морщится, делает усилие, приоткрывая рот, – Ос-т-а-н-ь-ся-я, – снова тянет она.
Мужчина подскакивает к кровати и садится на край, осторожно приподнимая свою дочь за худенькие плечики:
– Скажи еще что-нибудь, котенок, неважно что, – просит
– П-а-па-а, – шепчет она, а я вижу, как у мужчины слезы текут по щекам. Отворачиваюсь сама, чтобы не заплакать, такие моменты просто выворачивают наизнанку.
– Я приду завтра, Вика, до свидания, – говорю строго и направляюсь к выходу из палаты, – До свидания, Михаил Сергеевич.
– До завтра, Варя, – кивает мне главный врач и я иду по коридору, спускаясь по лестнице. Уже когда сажусь в свою машину, вижу, как ко мне быстро идет отец Вари. Разглядываю мужчину, на вид лет 35, очень симпатичный, чем-то похож на итальянца, темные волосы до плеч, черные глаза, немного смуглая кожа. Очень красивый, одет дорого и элегантно.
– Варвара Дмитриевна, подождите, – кричит он мне, и я со вздохом вылезаю из машины, потуже запахнув свое пальто.
– Извините меня, пожалуйста, – встает он напротив меня, и я замечаю какие у него длинные и черные ресницы, ну точно итальянец. – Моя дочь, она…заговорила, – продолжает мужчина, сглатывая слова.
– Да, у Вики есть заметные улучшения, – соглашаюсь я, – Извинения приняты.
– Вы же не откажетесь теперь от нее? – встревожился мужчина, – Поймите меня правильно, я не думал, что специалист может быть таким молодым.
– Вы тоже мне кажетесь не слишком старым, однако я вижу, что это не мешает вам добиваться определенных успехов, – оглядывая его дорогое коричневое пальто и итальянские ботинки, сказала я.
– А это, да, – как-то потеряно отвечает отец Вики, будто только сейчас заметил, во что он одет. – Еще раз прошу простить меня. – глухо говорит он и поворачивается, чтобы уйти.
Я сажусь в машину и поворачиваю ключ зажигания. Отец Вики снова возвращается, и наклонятся к моему окну, я опускаю стекло.
– Завтра Вику выписывают, я хотел бы, чтобы вы и дальше продолжили с ней заниматься, – говорит он, вглядываясь в меня черными, как ночь глазами. В груди у меня разливается неожиданное тепло, и я чувствую, как щеки покрывает румянец.
– Где вы живете? – спрашиваю я, отводя взгляд и закрываясь волосами.
– В коттеджном поселке, в сторону Куркино, – с готовностью отвечает мужчина.
– Об этом не может быть и речи, – произношу я, – Я порекомендую вам другого специалиста.
– Но вы же не можете бросить Вику? – с горячностью упирается он.
– Это слишком далеко, мне до вас добираться пару часов, а по пробкам и того больше. – снова отказываюсь я, мне и правда ездить в ту сторону не близко.
– Тогда переезжайте ко мне! – обреченно вскрикивает он и я удивленно смотрю на него, – Прошу вас!
– Вы в своем уме, у меня семья, ребенок, – возмущенно говорю я.
– Семья, – как-то глухо произносит он и отталкивается
– Достаточно,
– Хорошо, еще раз извините, – и он уходит, кутаясь в свое пальто.
Я смотрю ему вслед, отмечаю походку уставшего человека и сгорбленные плечи. Трогаюсь с места и еду домой, я не могу помочь всем, но если я буду каждый день ездить на другой конец Москвы, то мой сын скоро забудет, как зовут и как выглядит его мать.
ГЛАВА 8. Варя, Антошка, Максим
– Мам, я не буду кашу, – кидает маленькую ложку Антошка в свою тарелочку с зайцем и брызги манки падают на его столик.
Я поворачиваюсь от плиты, где готовлю себе омлет и смотрю на главного мужчину в своей жизни. По недовольной мордочке, перемазанной кашей, расползается лукавая улыбка. Два зубика сверху торчат, и мне становится смешно, но стараюсь не улыбаться, нельзя, я строгая мама и нужно завтракать.
– Ладно, – отворачиваюсь к плите и открываю верхнюю полку, где стоит вазочка с его любимыми конфетами, Мишка на севере. Беру, медленно разворачиваю одну конфету, так чтобы Антошка видел и кладу на столешницу. Слышу позади потрясенный вздох:
– Ты ее съешь? – говорит удивленно сын.
– Да, вот сейчас съем омлет и полакомлюсь конфеткой. – Я поглаживаю пальцами темный шоколад, ожидая, что будет дальше.
– А мне? – спрашивает обиженно Антошка.
– Ты не доел свою кашу, а я омлет доем, а конфетка только тому, кто съест все, – непримиримо говорю я.
– Тогда я тоже буду омлет, – начинает гнуть свою линию мелкий тиран. – Я не хочу кашу!
– Давай так, я ем половину твоей каши, а ты половину моего омлета? – вижу, как хмурятся светлые бровки, мой мужичок усиленно думает.
– Давай, – наконец говорит он, и я улыбаюсь.
Накладываю в две тарелки готовый омлет и забираю у него манную кашу с изюмом. Ставлю рядом какао в стакане и кладу раскрытую конфету. Антошка воспитанный парень, выполняет, что обещал: быстро запихивает омлет и запивает какао, не сводя взгляда с конфеты. После мы моем испачканную мордочку и ручки в ванной, и я отпускаю на волю своего двухлетнего сына. Он все больше становится похож на отца: движениями, мимикой, копной непослушных золотистых волос.
Присаживаюсь на ковер рядом с ним и вспоминаю о Максиме, моем муже. Тот погиб чуть больше года назад, в аварии, а я помню этот день, как будто он был вчера. Именно день, потому что все, что случилось потом, примерно до сорока дней, просто стерлось из моей памяти.
***** год назад
– Варь, где мой синий галстук? – кричит муж из нашей спальни, а я вздыхаю «Ничего найти не может»
– В шкафу под голубой рубашкой, – отвечаю ему, двигая карусельку из ярких игрушек над кроваткой сына. Антошка приболел и всю ночь не давал мне спать, плакал от того, что забивался сопельками носик. Я прислонилась к кроватке, опустив растрепанную голову на руки и почти засыпала, глядя на чуть повеселевшего сына.