Не умирай в одиночку
Шрифт:
После моего звонка телевизор рявкнул на полную мощность, а потом смолк. За дверью послышались шаркающие шаги. Лязгнул засов, дверная ручка опустилась вниз и в узкой щели, подпоясанной золоченой цепочкой, показалось старушечье лицо.
– Здравствуйте, – откашлявшись произнес я. – Скажите, а ваши соседи когда дома будут?
– А вы кто? – недружелюбно осведомилась старушка.
– А я из газеты, – радостно улыбнулся я. – Пишем материалы о заслуженных работниках. Вот, меня направили написать про Тамару Безуглую, а ее дома почему-то
– А документик? – ядовито прищурилась старуха.
– Пожалуйста, – пожал я плечами и протянул ей свое удостоверение. Старуха ловко выхватила у меня его из рук морщинистой рукой и захлопнула дверь прямо у меня перед носом. Такого поворота события я не ожидал и в первую минуту не мог даже пошевелиться от удивления. Засов снова лязгнул, но на этот раз дверь отворилась полностью.
– Ой, что же вы стоите на пороге, – всплеснула руками бабуля, – проходите, проходите… Вы уж простите меня, старую, что вот так вот вас встретила… Да только времена нынче лихие. За понюшку табака человека убьют.
– Я, собственно, к Тамаре… – начал было я, но старушка меня перебила.
– Погодите, я сейчас чайку поставлю, золотой вы мой…
Бабуля унеслась на кухню. Я сунул в карман свое удостоверение и принялся разглядывать комнату. Квартирка не выглядела излишне богатой, но и в нищете бабуся не жила. У окна на недорогой тумбочке стоял телевизор LG, в шкафу красовался пошлым перламутром сервис Мадонна, предмет вожделений всех хозяек восьмидесятых-девяностых годов. На стене висела фотография пожилой женщины, в которой без труда можно было узнать хозяйку квартиры. На снимке еще не старая женщина красовалась в мужском пиджаке с орденскими лентами и медалями. В объектив женщина смотрела строго, но губы были чуть тронуты улыбкой.
– А вот и чай, – послышалось сзади. Я обернулся. Бабуся стояла в дверях с подносом в руках, таинственным образом преобразившаяся и даже причесавшаяся по-другому.
– Вы меня простите, – начал было я, – но я пришел к вашим соседям…
– А чего вам делать у наших соседей? – отмахнулась бабуля. – Я, между прочим, сама всю войну проработала военным корреспондентом газеты «Правда», так что службу вашу разумею. Вы садитесь, Никита Александрович… Я, честно говоря, не ожидала вас тут увидеть…
– Вы меня даже по отчеству запомнили? – восхитился я, присаживаясь на диванчик. Старушка усмехнулась.
– Да я все пароли Великой Отечественной помню до сих пор. А ваши статьи я читала. Не все мне, конечно, нравиться, иной раз очень уж вы палку перегибаете, а иной раз я смотрю и думаю, что вы из пушки по воробьям стреляете. А то, что про ветеранов вспомнили, наконец, это дело хорошее, нужное. Только вам, видать адрес неточный дали, вот вы к соседям и пришли. Она – Тамара Безуглая, а я – Татьяна Безуглова. Нас часто путают, почтальоны раньше письма не те приносили. Сейчас, правда, кроме извещений об оплате ничего и не приносят. А писать про них нечего… Пустые они
– В смысле, – не понял я.
– Дочь то Тамаркину тоже Томкой кличут. Она хоть и учительница, а тоже непутевая, как мамаша. За алкаша замуж вышла, ребенка дебильного родила. Это, скажу я вам, со всяким может случиться, особенно когда родители пьющие. Только ведь не все детей своих, пусть и недоразвитых в детские дома сдают. А она сдала, чтоб ей блудить не мешал сыночек ее…
– А старшая то Безуглая где? – спросил я.
– А пес ее знает! Утром гляжу – почапала куда-то с авоськой, небось бутылки сдавать. Ну, это их дело, я в него вмешиваться не буду. Вам, наверное, нужно будет фотографии показать мои фронтовые? Я сейчас найду…
– Татьяна… – начал я замявшись.
– Ивановна, – охотно подсказала бабуся.
– …Ивановна. Вы уж меня простите за невольный обман, но мне действительно нужна Безуглая старшая. Я не пишу материал о трудовых буднях ветеранов. Тут другое дело, и дело серьезное. Уж не знаю, как сказать…
Бабуля разочаровано поставила чашку на стол и уныло посмотрела на меня. А мне стало ее безумно жаль. Небось, сидит в своей квартире, дети разлетелись по разным углам, свои гнезда свили, подруги лечат дома артрит и ревматизм, а ей и поговорить не с кем.
– Давайте поступим так, – деловито предложил я. – Интервью у вас я все равно возьму, напишу все в лучшем виде, но потом. Вы мне вот что скажите: младшая Безуглая одна жила? В смысле, без мужа?
– Без. Как со своим разошлась, так я ее больше с мужиком и не видела, – по-военному четко отрапортовала Татьяна Ивановна. – Хотя с месяц назад машина за ней приезжала. Я как раз на лавке сидела, с Марфой Сидоровной. Тут Тамарка то и выскочила, расфуфыренная, накрашенная. Шасть в машину и все, больше я ее и не видела…
Старуха вдруг подозрительно уставилась на меня.
– Так ведь… – начала она, устремив на меня колючий взгляд выцветших голубых глаз, – Тамарка то с того момента пропала. С работы даже приходили… Вы зачем пришли, Никита Александрович?
– Видите ли, Татьяна Ивановна… Я бы может и не сказал, но вы – фронтовик, тем более, моя коллега… Это, конечно еще не точно…
– Убили Тамарку? – сухо спросила бабуся. Я кивнул.
– Скорее всего, да.
– Допрыгалась, стрекоза, – горько фыркнула Безуглова. – Сколь веревочке не виться…
– Скажите, вы мужчину, который за рулем машины сидел, хорошо разглядели?
– Да совсем не разглядела, – раздосадовано произнесла Татьяна Ивановна. – Стекла там были такие… непрозрачные, черные. Он из машины и не вышел. Тамарка сама дверь открыла и впрыгнула.
– А номер вы не разглядели?
– Разглядела.
Я обрадовался.
– И какой?
– Да нешто я помню? Столько времени прошло. Но номер на машине точно был.
Я тяжело вздохнул. Господи, как же тяжело придется ментам…