Не упыри
Шрифт:
– Постой так! Всего минутку, умоляю! – голос Дмитрия вывел меня из задумчивости и вернул на грешную землю.
Он держал в руке тетрадь и карандаш.
– Ты что делаешь? – спросила я, улыбнувшись.
– Вот так! Хорошо! Даже еще лучше… – бормотал Дмитрий, что-то быстро набрасывая в тетради. – Марийка, ну-ка улыбнись еще раз!
– Так что ты делаешь?
– Пытаюсь запечатлеть твой образ на бумаге.
– Зачем?
– Если б ты знала, какая ты сейчас красивая! – сказал он с восторгом. – Хочу запомнить
– Какой?
– Милой. Улыбающейся. Искренней. Когда-нибудь я напишу с этого эскиза твой портрет.
– И как ты его назовешь?
– «Девушка и зима». Или так: «Девушка-зима». Нет, это не годится. Девушка-зима должна быть холодной, смотреть пренебрежительно, с превосходством, а ты… Ты совсем другая, не такая, как все, – сказал Дмитрий, медленно приближаясь ко мне.
– Да ну тебя! – засмеялась я, схватила пригоршню снега, бросила ему в лицо и пустилась наутек.
– Ну, погоди! – крикнул Дмитрий и погнался за мной.
Мы обсыпали друг друга снегом с ног до головы. Нам было весело оттого, что вечер такой тихий, что снег валит все сильнее, что мы молодые и ничем не связаны между собой. Запыхавшись от беготни, я уселась прямо в сугроб. Он оказался рыхлым, и я провалилась в него чуть не по уши.
– Помоги! Спаси меня из снежного плена! – крикнула я и, смеясь, протянула к нему руки.
– Я всегда буду рядом! – сказал Дмитрий, одним ловким движением освобождая меня из сугроба. В результате я оказалась совсем рядом с ним. – Слышишь, Марийка, – повторил он почти шепотом. – Я всегда буду тебе помогать…
Я поймала его взгляд, полный нежности, и отвела взгляд.
– Ну, тогда помоги мне отряхнуться, – сказала я, делая вид, что ничего не замечаю.
Дмитрий стряхнул перчаткой снег с моей спины, потом с воротника и шапочки. Неожиданно его рука коснулась моей косы, которая падала до талии. Его пальцы медленно прошлись по ней от затылка до самого кончика.
– Какие шелковистые волосы! – с восхищением сказал он.
– Потому что мою их отваром любистка и ромашки, – сказала я и перебросила косу на грудь.
– А глаза! Господи, что за глаза! – пылко проговорил Дмитрий.
– Что?.. Какие глаза? – растерянно переспросила я.
– Большие. Синие. Глубокие.
– Ну и что?
– Обычно у темноволосых глаза карие. А у тебя – синие, как весеннее небо…
– Но сейчас не весна, а зима, – сказала я, осторожно отстраняя Дмитрия. – Я уже замерзла и…
Внезапно он быстро коснулся своими губами моих губ.
– Подожди! – попросил он. – Не уходи! Такой чудесный вечер! Когда еще такой будет?
– Будет! И не один. Не последний день на свете живем, – сказала я, направляясь в сторону дома.
Некоторое время Дмитрий молча шел позади. Потом сказал:
– Мне кажется, я запомню этот вечер на всю жизнь.
– Обычный вечер, – проговорила я, беря Дмитрия под руку. – Правда,
– А мне кажется, в нем есть что-то роковое, – тихо, словно про себя, сказал он.
Мы договорились встретиться в следующую субботу, чтобы снова сходить в кино. Когда я вернулась домой, мои подруги крепко спали. Я зажгла настольную лампу. На столе меня ждало письмо от Романа. В нем он кратко рассказывал об армейских буднях. Роман писал по-разному, и его письма не были похожи одно на другое. Одни выглядели как сухой отчет, другие были буквально пропитаны чувствами. Но заканчивались они почти одинаково: «Люблю, целую, верю».
Я достала лист чистой бумаги и конверт, чтобы сразу ответить. Но самые нужные слова будто потерялись в снегу, который беспрерывно сыпался с неба. Я не думала о Дмитрии и не считала себя предательницей. Для меня он был просто хорошим другом. И я была уверена, что наши отношения так и останутся дружескими, даже если Дмитрий смотрит на это иначе.
Все это так. Но почему я не могу написать Роману о нашей дружбе с Дмитрием? Наверно потому, что мужчины воспринимают мир совсем иначе, чем мы, женщины…
… февраля 1957 г
Уже несколько раз мы с Дмитрием ходили в кино. Потом он провожал меня домой. Расстояние, которое можно пройти минут за десять, мы преодолевали за час, а то и два. С ним было интересно говорить, можно было поспорить, обсудить какую-нибудь книгу или фильм. Он много читал и много знал. Дмитрий был старше меня на год, а казался намного мудрее и рассудительнее. Я ловила на себе его теплые взгляды, но делала вид, что ничего не замечаю. Зачем подавать надежду? Но сегодня я потеряла бдительность и оказалась слишком близко к нему. Внезапно он схватил меня за руки.
– И снова эти глаза! – с жаром произнес он. – Какие же они красивые!
– Отпусти, – сказала я, освобождаясь. – У меня самые обычные глаза.
– Нет, Марийка, нет! Ты им цены не знаешь! Они глубокие, искренние. Такие глаза не могут лгать. Порой они у тебя становятся мечтательными. А могут быть и печальными. Тогда хочется сделать что-нибудь такое, чтобы печаль исчезла, и в них снова заплясали веселые искорки. Ради этого я готов на самые сумасшедшие поступки! Да, да! Только ради улыбки на твоем лице! Я хочу, чтобы ты никогда не грустила. Слышишь меня?
Я почувствовала тепло его дыхания, но вовремя опомнилась.
– Марийка, я что-нибудь не то сказал? – спросил он, когда я сделала шаг назад.
– Нет, все в порядке. Ты – добрый, милый, но…
– Я тебя чем-то обидел? – взволнованно спросил он.
– Нет. Но я должна тебе кое-что сказать…
Я замолчала. Мне действительно было жаль расставаться с Дмитрием, но наши отношения уже нельзя было назвать дружескими.
– У меня есть парень. Он сейчас служит в армии.
– Я знаю.