Не упыри
Шрифт:
– Начались осложнения… Нет у меня Вали, как нет больше твоего Романа, – печально проговорил Вася.
Когда я пришла в себя, он рассказал, что Валя несколько последних дней провела в коме и умерла, не приходя в сознание.
– Держись, Вася, – сказала я напоследок. – Жизнь продолжается, у тебя больное сердце, ты должен беречь себя.
– И ты привыкай к новой жизни, – сказал Вася, а затем растерянно добавил: – Даю советы, а сам не знаю, как мне жить дальше без нее…
Я безутешно проплакала всю ночь. Моя память теперь часто меня подводит, порой не могу вспомнить, куда я положила
И снова я вспомнила свою ложь. Если бы тогда я промолчала, кто знает, как сложилась бы моя жизнь, жизни Романа, Вали и Васи. Моя подруга и ее муж прожили полстолетия в любви и согласии, я тоже была счастлива с Романом. Мой поступок – редчайший случай, когда ложь сыграла решающую роль в двух любовных историях со счастливым финалом.
Если есть жизнь после смерти, то мы, все четверо, когда-нибудь снова встретимся, и тогда я уже точно во всем признаюсь. Надеюсь, они будут мне за это признательны.
Это шутка. Первая за последние месяцы.
Однажды Даринка привезла мне кошечку, которую подобрала прямо на улице. Та чуть не замерзла и так оголодала, что, казалось, от животного остался один скелет, обтянутый шкуркой. Кошка была черная, пушистая, с большими желтыми глазами.
– Какая она лупоглазая! – сказала я, впервые увидев Ночку.
– Она очень ласковая, – сказала Даринка. – Вот увидишь: ее невозможно не полюбить.
И в самом деле: Ночка отлежалась, отъелась и стала ходить за мной, как привязаная. Со временем я начала с ней разговаривать, как с человеком, потому что уже не было сил выносить гнетущую тишину в доме. Ночка оказалась хорошим слушателем. Она смотрела на меня своими огромными желтыми глазами, и мне казалось, что она все понимает, и только не может заговорить по-человечьи. Иду во двор – она за мной, я на огороде – Ночка лежит рядом на меже.
Вторым моим «собеседником» стал Шарик. Подойду к нему, он поведет носом – принюхивается, потому что уже почти ослеп от старости.
– Ну что, старичок мой, – говорю я Шарику, а Ночка наблюдает за нами, сидя на столбике забора. – Слепенький стал, одряхлел совсем, прямо как твоя хозяйка. И аппетита у тебя уже нет, как и у меня. Мне вот в детстве страшно хотелось есть, да нечего было, а теперь – ешь сколько угодно, да в рот ничего не лезет.
Поговорю с моими друзьями, они меня выслушают, а мне уже и легче, потому что рядом – целых две живых души.
– Не смей, Шарик, помирать, пока я жива, – наставляю я его, а он, довольный, машет хвостом. – Хватит с нас потерь. Ты вот не знаешь, а сама Бриджит Бардо сказала: «Собака причиняет боль только тогда, когда умирает». Не хочу больше боли, потому что она и без того медленно, изо дня в день, точит мое сердце…
Васи не стало через четыре месяца после смерти жены. Не выдержало его сердце разлуки, не смог он смириться с тем, что Вали больше
– Деньги не такие уж большие, – сказала Галинка, – я человек небогатый, но мне хотелось сделать хоть что-нибудь в память о маме.
Я так расчувствовалась, что расплакалась прямо в трубку. Галинка спросила, зарегистрирована ли Даринка на «Одноклассниках» и какую фамилию она сейчас носит.
– Мы ведь с ней тоже дружили в детстве, – сказала она. – Конечно, мы не были так близки, как вы с мамой, но мне не хочется окончательно ее потерять.
Я объяснила ей, как найти Даринку на сайте, радуясь тому, что наше младшее поколение сохранит связь между собой.
Меня пригласили на встречу выпускников класса, в котором Роман был классным руководителем. Я оделась понаряднее, велела Шарику бдительно стеречь дом, а Ночке – не убегать далеко и не пугать цыплят, и пошла.
Было много воспоминаний о школьной жизни, добрым словом вспоминали Романа, да и мне довелось услышать немало слов благодарности.
– Он был не просто замечательным преподавателем, – сказал один из выпускников о Романе. – Он был настоящим Учителем с большой буквы. Он всегда учил нас быть честными, не проходить равнодушно мимо чужой беды и жить так, чтобы всем вокруг тебя было светло и тепло.
И это была правда. Таким был сам Роман, такими он хотел видеть своих учеников. Жаль только одного: что говорят о нем уже в прошедшем времени.
Еще в начале вечера я заметила на столе два огромных букета роз. Из учителей в зале присутствовала только я. Кому же предназначался второй букет? Ответ я получила только тогда, когда бывшие ученики подарили мне цветы и набор постельного белья и предложили прямо сейчас навестить могилу Романа.
– Наверно, мне не дойти, – смутившись, проговорила я. – У меня что-то ноги отекли.
– Мы вас довезем на машине, – сказал один из бывших учеников Романа, беря букет со стола.
Два десятка сорокалетних людей, мужчины и женщины, которые для меня все равно оставались детьми, один за другим подходили к могиле, чтобы приветствовать своего Учителя. Женщины не могли сдержать слез, вспоминая шутки своего классного руководителя, спектакли, уроки и ту простую житейскую мудрость, которую он им передал.
Возложив на могилу цветы, они собрались уходить.
– Садитесь в машину, мы вас подвезем прямо к дому, – предложили мне.
Я отказалась.
– Не могу уйти отсюда, не поговорив с мужем, – сказала я. – Вы идите, мне отсюда недалеко, доберусь потихоньку.
Попрощавшись, выпускники ушли, со мной остался только Тарасик. Его до сих пор все так и звали, наверное, потому, что он был худощавый, невысокого роста и к тому же еще в детстве не имел кисти на левой руке.
– Я хочу вам рассказать, – начал он, – как Учитель однажды помог мне выжить. Тогда я уже был женат, имел ребенка и чувствовал себя почти счастливым. Но однажды жена заявила, что ей стыдно перед односельчанами, и что в нее все тыкают пальцами из-за того, что она живет с калекой.