Не верь глазам своим
Шрифт:
– Я прекрасно понимаю, что вы имеете ввиду, графиня, но, нет, я не намерен проводить политику консолидации общества за счет нагнетания слухов о внешней угрозе. Это еще было бы обоснованным подходом, если бы способствовало интеграции проблемных провинций, но, боюсь, у меня нет шанса растрогать их фактом разбоя на моих шахтах, списав этот разбой на загранников.
– Вы могли бы разделаться с этим надутым индюком Милоном, – заметила Ежа.
В этот момент в комнату заглянула ассистентка ведущего и объявила, что уже пора. Теперь Мансуто не сомневался в том, что это та же девушка,
– Моя госпожа, я разберусь с этим.
Князь поклонился. Леди Ежа холодно кивнула, оценивающе его оглядела и величаво удалилась. Совместная жизнь, похоже, не обещала быть такой спокойной, как на это надеялся Мансуто.
Милон уже был в студии. «Вот зря Ежа его индюком назвала», – подумал Мансуто, здороваясь с оппонентом. Без зеркал Мансуто всегда видел Милона с выкаченными рыбьими глазами, но все остальное в облике Милона плыло. В данный момент Мансуто видел конкурента франтоватым коротышкой с повязанным на шее красным платком.
– Господа, мы начинаем, – объявил вертлявый ведущий, чей облик за годы его работы на бета-вещании настолько пригляделся зрителям, так зацементировался, что казался не менее стабильным, чем облик всегда зазеркаленной Ежи.
Поднялся занавес и все твое предстали перед большим, во всю стену, студийным бета-зеркалом. Вдохновенно обращаясь к пустой, белесой с этой стороны глади зеркала, ведущий напомнил подразумевающимся зрителям о том, что сегодня начинается вторая неделя длительного предвыборного марафона и сказал несколько пафосных фраз о гражданских правах и обязанностях.
– В конечном итоге мы всегда выбираем сердцем, – заключил он свою вступительную речь, – поэтому сегодня мы будем говорить не столько о политических программах принцев, сколько о них самих, об их интересах и страстях. Итак, кто вы, господа? Начнем с вас, князь, – он важно, всем корпусом развернулся к Милону. – Скажите нам, вы разве не собираетесь вступить в брак? О помолвке Мансуто объявлено давно, а как насчет вас?
– Я надеюсь, мне повезло, – сказал Милон. – Я, видите ли, не приемлю договорные браки и поэтому до сих пор мне нечего было ответить на этот вопрос. В таких делах расчет неуместен. Я давно искал родственную душу, и нашел ее лишь сейчас, когда уже почти отчаялся. Однако и сегодня еще я не решусь назвать имя женщины, которая, как я мечтаю, составит счастье всей моей жизни. Я это сделаю лишь тогда, когда она даст мне на свое позволение.
Милон растекался патокой. Мансуто было неловко на него смотреть. Столь явная унизительность его внешности была досадным свидетельством отсутствия у Мансуто элементарного уважения к оппоненту.
– С нетерпением будем ждать имя вашей избранницы, – сказал ведущий Милону и обратился к Мансуто. – Теперь позвольте спросить вас, князь. Как так получилось, что у вас, у того, кто ни раз нападал на пристрастие к зеркалам, невестой является женщина, буквально не расстающаяся с альфами? Вам не кажется, что здесь есть некоторое противоречие?
– Здесь нет
– Совершенно не согласен, – высказался Милон. – Зеркальная внешность не навязывается как норма, а воспринимается как таковая. А почему? Да потому что именно она обеспечивает нам единство. Когда разные люди видят одно и тоже, они и понимают друг друга гораздо лучше.
– Да, и куда легче поддаются манипуляции.
– Если бы у вас, Мансуто, шахты были зазеркалены, показания свидетелей имели бы смысл и разбойников удалось бы найти.
– Если бы у меня шахты были бы зазеркалены, разбой бы просто сопровождался звоном битого стекла.
Собственно, можно было ожидать, что дебаты непременно сведутся к вопросу об альфах. Ведущий мягко потушил нарастающий жар обсуждения, не вписывающийся в сегодняшний сценарий, и перевел разговор на бытовые детали, расспрашивая принцев об их любимых кушаньях, домашних животных и прочих создающих картинку мелочах.
После дебат, когда оба принца выходили из студии, Милон вдруг обратился к Мансуто.
– Князь, я хотел бы сделать вам предложение.
Шанса отказаться выслушать у Мансуто не было. Он кивнул, и они вместе прошли в гостевую комнату.
– Речь снова пойдет о той вещице из вашей коллекции.
– Нет, Милон, и речи быть не может. Я уже говорил, что не продам ее.
– Вы меня не вполне поняли. Я не прошу продать. Я хочу обменять.
– Обменять?
– Да, на вещицу равновеликой ценности. Колечко. Персональный стабилизатор. Знаете, что это такое?
Мансуто слышал о таких вещах, и, более того, очень давно и настойчиво искал. Милон смотрел на него с явной насмешкой. Можно было не сомневаться, что пусть и не столь откровенно и вызывающе, как это видит Мансуто, но Милон непременно на самом деле усмехается. Наверное, действительно странно то, что пылко проповедующий естественность князь, в то же время страстно мечтает получить вещь с эффектом универсального и вездесущего зеркала. Но что же тут поделаешь. Вот так оно и есть.
– И какие у вас условия? – спросил Мансуто.
– Я не хочу огласки. Не нужно, чтобы об этом писали. К тому же я не прочь получить жеребенка из вашей конюшни. У вас отличные рысаки. Вы дарите мне жеребенка и передаете ту вещь, я же, в качестве ответной любезности посылаю в ваше распоряжения ценного специалиста. Кольцо я передам с девушкой, которая знает об нем больше чем кто-либо. Разумеется, все будет оформлено должным образом.
Мансуто конечно же согласился. Он не нашел в себе сил отказаться от возможности иметь у себя такое кольцо. Он надеялся, что не будет часто его использовать. Лишь бы оно было под рукой на всякий случай.