Не верь, не бойся, не проси или «Машина смерти»
Шрифт:
На дне котлована уже лежали, ощетинившись стальными арматурными прутьями, бетонные плиты, кое-где возвышались перегородки будущих подвальных помещений. Осторожно, чтоб ненароком не сверзиться, я заглянул вниз на четырехметровую глубину. Интересно, что тут будет у богатых людей? Сауна, бильярдная, бар с напитками... Пока я разевал рот на чужие богатства, край ямы угрожающе начал осыпаться под моими подошвами, я еле успел отскочить. Это, кстати, напомнило мне, что я приехал сюда совсем за другим, а между прочим, уже темнеет, так что пора заняться делом.
Сарай я нашел в дальнем конце участка. Его ворота были заперты на большой амбарный замок. Побродив вокруг, я обнаружил одно-единственное пыльное оконце, тоже на запоре. Но колебался я недолго: семь бед — один ответ. Пошарив в траве, отыскал подходящую замшелую
Опыт дался легко, если не считать того, что, протискиваясь внутрь, я разорвал рукав куртки о какой-то ржавый гвоздь. Спрыгнув на земляной пол, я огляделся, увидел «волгу» и только тут понял, какой я болван. Сумеречного света сквозь разбитое окошко явно не хватало, чтобы тщательно рассмотреть поверхность автомобиля. А прихватить с собой какой-нибудь осветительный прибор мне в голову не пришло. Ну что ж, для начала попробуем на ощупь.
Мне нужен был правый бок машины. Все время спотыкаясь о невидимые под ногами железяки, я кое-как перебрался в другой угол сарая и присел на корточки. Здесь темень стояла совсем уж непроглядная. Наконец мне удалось нащупать правую фару. Никаких вмятин вокруг нее не обнаружилось, но теперь я получил отправную точку в своих поисках и медленно, не отрывая ладоней, двинулся вдоль переднего крыла...
Пришел слепой в еврейскую семью. Ему дали мацу, он пощупал ее и говорит: «Какой кретин написал всю эту херню?» Ха-ха. Мои пальцы замирали каждый раз, натыкаясь на малейшую неровность, но мало ли их могло быть на поверхности сильно подержанной «волги»! Я миновал переднюю дверь, потом заднюю и когда в полном отчаянии добрался до заднего крыла, стало ясно, что Роза Кулешова из меня не вышла. То ли я ничего не могу определить, то ли вся моя теория идет прахом к чертовой матери. По моим представлениям, если это была та машина, которая бок о бок проехалась по моей «копеечке», на ней должна была остаться довольно заметная вмятина. И тут я сообразил, что где-то в карманах у меня должны быть спички. Нашел и, уже ни на что почти не надеясь, чиркнул сразу двумя или тремя, поднес их поближе к автомобилю и чуть не заорал от неожиданности. Вдоль всего борта — от переднего крыла до заднего — тянулась широкая, ладони в две, неровная белая полоса. Она явно шла на месте длинной царапины, уже выправленной, зашпатлеванной и затертой. Осталось только покрасить — и не останется никаких видимых следов. Как, однако, вовремя я сюда поспел!
Спички догорели, опалив мне кончики пальцев. Я хотел было зажечь новые, чтобы спокойно рассмотреть все еще раз, но сделать этого не успел. За стеной сарая послышались тяжелые шаги, кто-то по-хозяйски громыхнул замком, и сразу же в нем заерзал ключ. Никаких соображений, догадок и предположений у меня в это мгновение не было. Была только острая жалость к себе: как же, однако, не вовремя меня сюда занесло!
Ворота неторопливо разъехались, но, к моему счастью, в сарае сильно светлее не стало: на дворе уже почти стемнело. Для меня это было надеждой попытаться выскочить незамеченным. Высунув нос поверх крыла «волги», я увидел в сереющем проеме ворот силуэт мужчины, который со страху показался мне огромным. Он вошел в сарай с противоположной стороны машины, и я, как был, на корточках, начал потихоньку продвигаться к выходу. Шаг, шажок, шажочек... Когда до выхода оставалось совсем немного, громко, как кнут, щелкнул выключатель, и сарай залило ярким электрическим светом. Все дальнейшее уложилось в какие-нибудь три четверти секунды. Я вскочил на ноги, чтобы рвануть вон, человек на шум повернулся ко мне, и мы узнали друг друга. Это был Петрик.
Я уже улепетывал что было мочи, а в глазах все стояла его вурдалачья морда. Впрочем, через пару мгновений я понял, что эта рожа не только стоит в глазах, но еще и вместе со своим обладателем несется вслед за мной. Надо отдать ему должное, Петрик среагировал мгновенно. Мы ломились сквозь кустарник, как два обезумевших зверя. Вернее, обезумевшим зверем был я. Он был охотником.
Собственно, никаких шансов у меня не было. Во-первых, я совершенно не представлял, куда бежать: вокруг были сплошные кусты, деревья и густеющая с каждой минутой тьма, а по всему
Наверное, ему показалось, что я вырублен, и он тоже взял тайм-аут, чтобы отдышаться. В голове у меня все плыло, дрожало и рябило, как в плохо настроенном телевизоре, но сознания я окончательно не потерял. Соображения хватало ровно настолько, чтобы понять: как только Петрик отдышится, он меня добьет. Собрав все силы, я оттолкнулся от земли и вскочил на ноги. Впрочем, возможно, «вскочил» — это только мне казалось. С интересом глядя, как я барахтаюсь, Петрик даже не двинулся с места. Просто дождался, пока мое тела примет более или менее вертикальное положение, и нанес мне удар в голову, от которого я полетел куда-то во тьму. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я пришел в себя. Полагаю, примерно столько, сколько понадобилось Петрику, чтобы сходить за фонарем. Сам Петрик стоял на краю котлована, заглядывая вниз, а луч фонарика неторопливо двигался по дну, приближаясь ко мне. Как я попал на дно котлована, я не знал, но догадывался, что мой последний полет во тьму был не только фигуральным, но и натуральным. Свет неумолимо приближался, и мне пришлось кряхтя подниматься. Страшно ныло плечо и саднили колени, но, как ни странно, руки и ноги все еще слушались. Когда световой круг уперся прямо в меня, я уже стоял на земле, точнее, на бетонной плите.
— Вылезай! — взвизгнуло железом по железу где-то над моей головой. В ответ я рубанул левой ладонью по правому предплечью, ясно демонстрируя свое отношение к этому предложению. Тогда фонарь злобно дернулся и принялся осторожно спускаться вниз.
Видно, это оказалось не таким уж простым занятием. Склон был крут, это только мне ничего не стоило слететь по нему в бессознательном состоянии. Петрик же пребывал в полном сознании, и ему было боязно двигаться в темноте по осыпающемуся грунту. Но я не стал ждать, пока он успешно справится с этими трудностями. Перебежал на другую сторону котлована и принялся что есть силы карабкаться наверх.
Ему это не понравилось: можно было предположить, что я буду вылезать с той же скоростью, с какой он — слезать. Свет фонаря заметался, Петрик развернулся на сто восемьдесят градусов, выскочил на поверхность и побежал вокруг котлована, чтобы встретить меня на выходе. Но фонарь, который был его преимуществом, одновременно выдавал маневры своего владельца. Я мгновенно оставил свои попытки выбраться здесь и вернулся к противоположному склону. Увидев это, Петрик побежал туда же. Стало ясно, что наступила патовая ситуация. К сожалению, продолжалась она недолго.
Свет фонаря ушел куда-то за край котлована, оставив меня в темноте и одиночестве с тревогой размышлять, что намерен предпринять противник. Голова у меня болела и кружилась, но воображение еще работало. Я предположил, что сейчас скорее всего начнется известная с древних времен игра под названием «побивание камнями», и начал шарить вокруг себя в поисках укрытия: я помнил, что при свете дня видел на дне ямы какие-то стенки и переборки. Но даже в страшном сне я не мог бы себе представить гнусного коварства и изуверской изобретательности этого упыря.
Наверху вдруг страшно взревело, залязгало, и, прежде чем я успел понять, что происходит, к краю котлована подкатил экскаватор. С чудовищным визгом лебедок в небо над моей головой взлетел хищный клюв ковша — и рухнул вниз. Не знаю как, но я сумел отскочить. Однако дальше началось такое, что я, наверное, буду до конца жизни вспоминать, просыпаясь ночами в холодном поту. Снова взревели двигатели, и ковш мотнулся вправо. Я упал на холодные плиты — и как раз вовремя. Потому что он, как маятник, качнулся в другую сторону и пролетел прямо над моей головой.