Не вернуться никогда
Шрифт:
— Подождём затевать драку, — глухо приказал Вадомайр — уже из-под шипастой маски.
— Узнать бы, что они тут делают, — отозвался Ротбирт. Но с нарайнского корабля уже кричал:
— Эй, кто вы, куда плывёте?! Кто старшим у вас?!
Вопросы были наглыми, и на скиде началось тихое рычание. На такое следовало отвечать мечом! Но Вадомайр прокричал в ответ:
— Это "Гармайр", скид кэйвинга Рэнэхида сын Витивалье,
Какое-то время нарайнцы медлили. Потом послышался тот же голос:
— А это "Аруна", скид кэйвинга Фэрна сын Дагана, анласа из анла-атта, властителя Нарайна! А говорит с тобой стормен кэйвинга и пати Свидда сын Вальда, анлас ил анла-атта! Хочешь боя, эндойнец?!
— Ни к чему нам биться и воду не поделишь мечом! — ответил Вадомайр.
Скиды, убирая выдвинутые было вёсла, встали борт о борт. Обе палубы шевелились воронёной и светлой сталью, медью и бронзой. Вадомайр, сняв шлем, смотрел на Свидду, стоявшего на борту скиды — он придерживался за нос и до нарайнца можно было дотянуться рукой.
Свидда был неожиданно молод — едва ли старше Вадомайра и Ротбирта. Длинные волосы заплетены в косы, загорелое открытое лицо, большие серые глаза, а ресницы — как у девчонки, длинные, пушистые… Но у девчонок не бывает шрамов, а правую щёку нарайнца — от виска до угла губ — пересекал шрам от удара мечом. В кольчатом панцыре, перетянутом поясом из медных нитей, на котором висели сакса и ножны меча — а сам меч в свободной руке — в кольчужных штанах, без шлема и щита, Свидда смотрел на Вадомайра через узкую полоску воды.
— Куда путь держите? — спросил он уже спокойно.
— А куда лежит ваша дорога? — прищурился Вадомайр.
Парни какое-то время помалкивали, а ветер нёс их корабли на юг. И на палубах молчали. Наконец Вадомайр пожал плечами:
— Мы идём на юг из наших земель, ищем нового.
— А мы из наших — туда же и за тем же, — отозвался Свидда. — И я тебя знаю, Вадомайр Славянин. Не видел, но слышал немало, и это были не худые слухи.
Они снова умолкли. И корабли за их спинами молчали. И каждый на палубах, должно быть, думал, кого же встретили в море — врага из-за неоткрытых пока земель… или всё же друга по старой памяти?
* * *
Кэйвинга Инго сына Хайнэ, анласа из анла-готтэ, правителя острова Эргай принесли в его замок на плаще, промокшем кровью — и сапоги идущих рядом ратэстов со щёлкающим звуком наступали на тёмные пятна, разбрызгивали их по камню. Данвэсское копьё с гранёным тяжёлым наконечником из серого металла было брошено с такой силой, что не спас двойной кольчатый панцырь с нагрудником. Древко срезали, но кэйвинг всё равно умирал. Ртом шла кровь, в зале, где стояли вдоль стен пати, было так тихо, что слышалось, как она булькает в горле, как тихо хрипит умирающий.
И было слышно,
— По… дой… ди… те… — послышался одышливый голос. Кто-то поспешно сорвал со стены факел, люди придвинулись. Губы Инго — под слипшимися от крови рыжими сосульками усов — двигались липко и медленно. — Дай… те… меч…
Щитоносец — плачущий — принёс двуручный меч кэйвинга, знаменитую Молнию. Инго стиснул рукоять обеими руками и закашлялся.
— Зовите… на… помощ… Мы… не высто… им… — Инго вдруг напрягся и, вскидывая меч, поднялся на ноги. — Дьяус, я иду к тебе! — выкрикнул он. Голос оборвался хрипом — и кэйвинг рухнул на руки успевших его подхватить пати.
— Умер, — сипло сказал кто-то. Ему ответил угрюмый голос:
— И мы не надолго переживём его, сдаётся мне, братья…
…С башни замка было видно, как горит город. На склонах холмов вокруг, до самого горизонта, вдоль побережья рвалось в ночь ослепительное пламя пожаров — горели варды и виноградники. Порт, озарённый пламенем пылающего города, был страшен. Над водой тут и там возвышались обугленные или всё ещё горящие корпуса пущенных на дно судов (боевой флот Эргая погиб почти полностью в бою в открытом море). На улицах, площадях и причалах вповалку лежали трупы. Уцелевшие либо бежали в холмы, либо затворились в городе — единственном месте, куда данвэ не могли попасть.
Пока не могли.
Словно жуткие видения, на широкой воде борт о борт высились восемь золотых кораблей. Иногда с борта какого-нибудь из них взлетал высоко в небо радужный шар, замирал в выси мерцающей жуткой звездой — и по дуге падал вниз, разрываясь ручьями странного голубого пламени. Там, где оно оно текло, пузырился и плавился камень, и люди умирали в муках от удушья, потому что и воздух горел тоже…
Не наигравшись, ан Эйтэн йорд Виардта привёл флот добровольцев под стены Эргая — мстить. И похоже было, что месть ему удаётся. Отряды панцырных данвэ, похожие на жутких бездушных кукол, оживлённых злым волшебством, шли по улицам — поджигали, методично добивали раненых и прячущихся.
Оставшиеся воины заперлись в крепости. Для хангаров — прежних владельцев — её построили сами же данвэ, и в ней оставалась надежда… на что? Женщин, детей, раненых, стариков укрыли в цитадели, а сами вышли на стены — умереть раньше, чем увидеть смерть своих близких — тех, кого не смогли защитить.
Высокий мальчишка, одетый в лёгкий, ещё детский, доспех, стоял на одной из башен, держа под мышкой крылатый шлем. Если бы его увидел Вадомайр — он бы узнал Увальда сына Йохаллы.
Зубы мальчика были плотно стиснуты и оскалены, как у молодого волка. Кое-где повреждённые доспехи ясно говорили о том, что огн уже сражался с врагами.
В двух перестрелах от стены, на одной из площадей, в кровавом свете пожаров несколько данвэ сажали на кол обнажённую молодую женщину. Крики несчастной доносились на стену даже сквозь треск пожаров.
Ещё один шар рухнул во двор и выжег в камнях кипящую дыру.