Не верю в доброту братвы
Шрифт:
– «Косяк» за тобой, козляра!..
– Да что с ним говорить! – заорал бугай с маленькими узкими глазками на крупном квадратном лице.
Он ударил Глеба с правой, но поймал рукой воздух.
Глеб увернулся, но тут же прилетела нога слева. Этот удар он блокировал, подставив под него руки. Но кто-то ударил его по ногам, и он рухнул на спину.
Град ударов обрушился на него сверху, с боков. Он закрывал лицо руками, бока пытался защитить локтями. О нападении сейчас не могло быть и речи.
Сейчас он думал только о
Свет в глаза, вопросы в лицо.
– Имя?
– Не помню.
– Фамилия?
– Не помню.
– А что помнишь?
– Ну, как ударили, помню… Как будто кувалдой по голове.
– Кто ударил?
– Начальник, мамой клянусь, я на путь исправления встал! Вагон меня ударил! Я скрывать не стану! А я могу на УДО претендовать, начальник?
– Какой Вагон? Какое УДО?
– Ну, я на условно-досрочное освобождение хочу. Если Смальцева сдам, это же мне зачтется?
– Какое условно-досрочное освобождение… Ты, Касаткин, думаешь, что находишься в зоне? – Следователь не знал, каким смехом ему давиться – истерическим или тем, который от души.
– Касаткин?.. Моя фамилия Касаткин?
– А разве нет?
– Ну да, кажется, Касаткин… А разве я не в зоне?
– Дома ты, Касаткин, дома. Освободился и домой вернулся.
– А как же Вагон?
– Какой Вагон?
– Ну, Смальцев… Он же меня ударил…
– Когда это было?
– Ну, в девяносто девятом.
– А сейчас две тысячи второй…
– Спасибо тебе, начальник, утешил, – блаженно улыбнулся Глеб, закрывая глаза. – Как будто дома побывал.
Он знал, как его зовут. Знал он и про справку об освобождении, которая лежала у него в кармане куртки. Но ему не хотелось отвечать на вопросы следователя, поэтому он валял перед ним дурака.
Сильно ему настучали, а могли бы и убить.
Он даже не знал, кто доставил его в больницу. В себя пришел уже здесь, в палате. Ушиб мозга у него, гематома в черепной коробке. Операцию делать вроде бы собираются, жидкость из гематомы откачивать будут. И еще два ребра у него сломаны, ливер отбит…
Его положили в отдельную палату, но вовсе не как вип-персону. Это даже не палата, а склеп какой-то. Холодно здесь, на темных стенах изморось, а с потолка капает. Справка об освобождении у него, а значит, он не человек. Как изгоя его здесь держат. И никто ничего не говорит. Про диагноз кое-что рассказали, и все. Игнорирует его медперсонал. Потому и должен поверить следователь, что Глебу неизвестно, какой сейчас год. А палата у него даже хуже той, в которой он лежал после драки с Вагоном.
И в то, что Глеб воспринял разговор с ним, как сон, следователь тоже должен поверить. Слишком уж хреновое у него состояние, а потому и «сумерки» в голове…
– Ты дома, Касаткин. Освободился и домой приехал. И справка
– Родители… Что, и мама ко мне прийти может? – Глеб недоверчиво посмотрел на следователя: – Я сейчас скажу адрес, и она придет?.. Может, я лучше номер телефона дам? Я номер телефона вспомнил… Так быстрей будет…
– Ты что, действительно ничего не помнишь?
– Нет.
– И кто тебя избил, не помнишь?
– Нет. Но если вы напомните, может, вспомню?
Следователь назвал адрес дома, возле которого его избили, но Глеб сделал вид, что ему это ни о чем не говорит.
– Много их было, ты лежал на земле, а они тебя били.
– Много?.. Не помню.
– Полицейский наряд проезжал, если бы не это, тебя бы могли убить… Тебя не били, Касаткин, тебя убивали…
– Это плохо.
– Конечно, плохо!
– Может, нарвался на кого-то…
– Вот я и должен узнать, на кого.
– Но я ничего не помню…
Следователь долго всматривался в него, но, так и не сумев докопаться до истины, махнул рукой. И матери домой позвонил.
Она примчалась тотчас.
Следователь мог находиться где-то рядом, поэтому Глеб и перед ней разыграл амнезию. Но сначала изобразил радость встречи после долгой разлуки.
Мать поверила ему и почему-то решила, что он хочет видеть Нину. Но он попросил ничего ей не говорить. Не нужна она ему, и все. Ни ей, ни вообще никому. Напугал тем, что ему могли мстить за Севу, а это значило, что могут найти здесь и добить. Она все поняла, и даже добилась того, чтобы Глеба перевели в другую палату. Как будто это спасет его от бандитов…
Три года прошло, и ничего, считай, не изменилось. Ксюха по-прежнему его секретарша, и все так же работает на Герасима.
Глеб не бредил, думая в таком ключе. Он, конечно, уже не директор якирского рынка, и Ксюха не работает у него. Но ведь она и сейчас готова оказать ему любую услугу. Именно поэтому она здесь, у Глеба в палате. А ведь мама никому не звонила, не говорила, где он.
Ксюха сказала, что сама его нашла. Морги обзвонила, больницы, и Глеб сделал вид, что верит ей.
– А зачем ты меня искала? – спросил он.
– Ну как же! – сделала она удивленные глаза. – Женька сказал, что ты пошел за водкой, и пропал.
– Женька сказал?
– Только не говори, что у тебя отказала память, – усмехнулась она, взглядом показав на дверь.
– Отказала, – усмехнулся и он, дескать, она правильно все поняла.
– Уф, я думала, что правда…
– Правда… Но есть улучшения.
– Ну и с кем ты сцепился?
Ксюха держалась хорошо, и могло показаться, что она действительно ничего не знает, но Глеб все-таки уловил фальшь в ее глазах.