Не вижу, не слышу, не чувствую боли

Штром Вероника Ивановна

Когда она принесла в дом, почти что трупик маленького мальчика, силовик лишь головой покачал, но и слова против не сказал. Умерший отец часто говорил - "если можешь сделать что-то хорошее, и это не будет тебе ничего стоить - то лучше сделай". Он не был добрым и мягким, нет, но заморенное личико ребенка и молчаливая просьба Паку завязали язык узлом. Им неплохо жилось вдвоем, он был достаточно силен, чтобы заработать за день что-то сверх стандартного пайка, а девчонка просто пахала как проклятая, поднявшись на работе от красильщицы до ткачихи - в ее цеху было гораздо чище, чем в том, где занимались красками. Пусть руки девушки были постоянно в порезах и шрамах от ниток, но они жили сыто и относительно спокойно.

Шалнарка выходили. И с каждым днем, видя, как он оживает, парочка все больше привязывалась

к молчаливому, фальшиво-улыбчивому ребенку. Он не воровал и не безобразничал, но к себе близко тоже не подпускал. Тихий, исполнительный, мальчишка решил оставаться тут, пока его кормят и поят, отрабатывая тем, что содержал домик в порядке, пока старшие были занят работой. Шал просто не понимал - зачем он им? Но впервые в жизни, не чувствовал угрозы для себя. Это напоминало маленькую уютную семью со стороны. Правда порой, по ночам, Паку просыпалась в слезах, и долго беззвучно плакала - ей снился ее отец и то, как она задыхается от ядовитых паров на фабрике, а еще, кошмары куда как страшнее. Шалнарк смотрел на это из-под штопанного-перештопанного одеяла недоуменно, растерянно. Однажды, когда девушка забылась тяжелым сном под утро, подошел к силовику, уже тогда высокому и массивному, особенно по сравнению с блондинистым, вечно голодным, заморышем.

– Почему она плачет?
– Уво показалось, что тихий голосок ему снится. Но мальчик продолжил.
– У нее ведь не болит ничего, даже синяков почти нет, - силовик поднял гудящую от усталости голову, и увидел стоящего рядом мальчишку, одетого в старую рубаху Пакуноды, подпоясанную куском ткани, словно платье. Босые ноги их маленького найденыша стояли прямо на плотно утрамбованном земляном полу, и недолго думая, Увогин подхватил его на руки, вяло подумав, что только еще одной простуды им тут не хватало. Шал даже пискнуть не успел, оказавшись в жарком кольце рук. Ему показалось даже, что корка льда, которую никто не видел, но которую он всегда чувствует, начала чуть таять снаружи от такого тепла. Парень подсунул чужие крохотные ступни к себе под майку, сжимая их большой ладонью, согревая.

– Она плачет от того, что у нее болит душа, - негромко ответил, утыкаясь носом в коротко стриженную пушистую макушку, с которой Паку так возилась нескольким днями ранее, аккуратно убирая колтуны и придавая чужим волосам форму. Пахло от мальчишки мылом и чем-то тепло-детским, почти молочным.

– Душа?
– кажется, Шалнарк немного озадачился.
– А она может болеть?
– в его холодном мире это было чем-то новым и совершенно непонятным.

– Конечно, может, - кивнул головой силовик решительно.
– Иначе Паку не подобрала бы тебя, - погладил осторожно мозолистыми пальцами беспризорника по волосам.
– Ты похож на ее младшего брата. Он умер от голода, когда ей было, как тебе сейчас. И теперь она мучается кошмарами, в которых не может спасти ни его, ни тебя, мелкий, - вздохнул силовик. Рядом с этим парнем, мальчишке казалось, что он может чувствовать шире и больше, что люди вокруг не совсем бесполезные манекены или животные, с которыми нужно хитрить и сражаться за еду. Точнее не бесполезны именно эти двое. По тому, что они его не бросят. По тому, что вопреки всему и вся - он им нужен. По тому, что рядом с ними тепло, впервые в жизни. В ту ночь он забрался под одеяло девушке и прижался тесно, плотно, обоняя запахи мыла и ниток, красок и отбеливателя, ощущая, как приятно согреваться рядом с ней. А ей, впервые за долгие годы, до самого утра не снились кошмары.

Со временем, когда мальчишка достаточно окреп и решил, что не хочет жить нахлебником, Пакунода стала брать его с собой на фабрику - он мог помогать то тут, то там. Отнести бумаги, подать инструменты, распутать нитки. В красильный цех, она его не пускала, до сих пор вспоминая, как горят легкие от едких запахов и покрываются волдырями сизые от химических ожогов руки. Постепенно, Шал, все так же не многословный, но жутко любопытный, начал проявлять интерес к механизмам, на которых здесь работали. Их было много, самых разных, а размеры старой техники позволяли увидеть до последних мелочей, как движется та, или иная деталь. Он стал чинить их, когда те выходили из строя. Сначала нечто легкое, незамысловатое - но острый ум требовал все большего и большего вызова, и к десяти годам он уже сноровисто лазил везде и всюду, заменив собой сразу несколько механиков.

Позже,

его заинтересовала и электроника - он начал разбирать и собирать заново радио, телевизоры, мобильные телефоны - чего только не найдешь на Свалке. У них появился скромный достаток, возможность не бояться не пережить очередную зиму. А затем, однажды, на пороге их крохотного дома возник Куроро, ищущий специалиста, способного обезвредить рабские браслеты и ошейник. Паку оказалась очарована им - парень знал, как найти подход к девичьему сердцу. Уво просто был согласен с решениями своего умника и подруги. Шал, первое время очень настороженно относился к парню, который пытался тянуть свои жадные руки к их семье. Куроро нравилось тепло Пакуноды, ее сильная воля и решительность, не видимая в первый момент за ласковыми интонациями и даже некоторой робостью. Он хотел это тепло для себя, для своих близких. Парень не собирался отбирать его - он просто предложил им присоединиться. Это казалось интересно, и для Паку, по мнению Шалнарка, так было гораздо безопаснее. Все же, он воспринимал ее как хрупкую девчонку, не смотря на разницу возрасте и на то, как она купала его, словно маленького, либо читала сказки на ночь из старых книг с пожелтевшими засаленными страницами. А затем, юный аналитик и технически гений, сам не заметил, как завяз в паутине будущего главы Риодана - тонкой и невесомой, но прочной, будто корабельные канаты.

Теперь, спустя столько лет, он по-прежнему с ними - потому, что они действительно дороги ему. И Курапика тоже умудрился попасть в список тех, кого Манипулятор называет семьей.

– Может, вы уже поцелуетесь, да мы поедем?
– невинно произнес Курута, устраиваясь на одном из сидений. Да, порой эту семью нещадно хочется прибить, конечно.

– Всегда, пожалуйста, - оскалился Увогин, и Шалнарк только протестующе вскинуть руки успел, как на нем запечатлели смачный поцелуй, где-то в области виска.

– Зараза, - буркнула жертва чужого произвола. Усилитель хохотнул, запуская слабенький мотор. Видимо парус и весла, судно имело на случай, если кончится бензин - резервуар тут был самых скромных габаритов, как профессионально оценил аналитик, потирая горящий огнем висок. Они двинулись от берега довольно медленно, Манипулятор отслеживал по телефону примерное расстояние от берега, а Курапика стянул с глаз повязку, разглядывая через закрытые веки, волны впереди, не забывая наслаждаться теплыми солеными брызгами и ласковым ветром. Солнце почти ушло за горизонт, когда он вскинул ладонь и Уво тут же остановил мотор.

– Здесь что-то есть, - произнес не громко. Курута видел прямо пред собой, как чуть искажается воздух и все. Солнце еще не пропало с горизонта, и он не рисковал пользоваться Временем Императора.

– Подождем темноты?
– уточнил Шалнарк, занося в телефон полученные данные.
– Хм...ровно один километр от берега, - пробормотал заинтересованно.
– Судя по тому, что игрового мастера нет, и нас еще не депортировали обратно в прибрежную зону, саму границу мы не пересекли.

– Думаю, нам стоит нырнуть, - предложил Курапика и начал раздеваться. Под низ, он надел белье для плавания, так что было довольно удобно избавиться от одежды.
– Нельзя наносить руны на что-то столь непостоянное, как вода. Значит, они идут по дну.

– Логично, - согласился Шал. Они бросили якорь, чтобы их судно не унесло течением и, оставив лишние шмотки на дне лодки, нырнули вниз. В такие моменты, аналитик был очень рад, что его телефон - это Нен-техника, а не обычная хрупкая электроника, и его можно взять с собой под воду. Чем глубже они втроем опускались, тем темнее становилось, им пришлось плыть, полагаясь не только на ночное видение, но и на Эн. Для того, кто использует ауру, время на которое он может задержать дыхание, существенно увеличивалось, и только поэтому, они имели шансы достигнуть дна без специальных приспособлений вроде гидрокостюма и акваланга. Впрочем, если руны окажутся действительно глубоко - придется им и этой экипировкой обзавестись - подумал флегматично Манипулятор, стараясь держаться рядом с Курапикой, но не заплывать вперед него - иначе их могли депортировать обратно заклинанием, при пересечении барьера. Шал даже подозревал, что это и не инициатива Рейзора - тут дело могло быть в попытке носителя игрового кольца перебраться через барьер. Финкс и Фэйтан точно не пробовали его снять.