Не вижу зла
Шрифт:
Но для начала ему предстояло куда-то деть пять часов.
Он обошел весь терминал, опробовал торговые автоматы и тут вдруг наткнулся на шеренгу телефонов-автоматов. Находясь на Кубе, никак нельзя быть уверенным, что тебя не подслушивают, но в данный момент риск казался минимальным. Тем не менее он не стал звонить в свой офис, ограничившись тем, что проверил личные послания, пришедшие на его домашний адрес. Обычно они состояли из жалоб Тео на отвратительное судейство во время последней игры баскетбольной команды «Майами хит» или рассказов Abuelaо том, какая милая девушка-кубинка обслуживала ее в супермаркете «Пабликс».
– У вас есть одно новое сообщение, – объявил механический
Джек достал ручку и клочок бумаги, чтобы записать его, и расслабился, услышав в записи голос Abuela:
– Hola, mi vida.Здравствуй, жизнь моя.
Наступила долгая пауза, но Джек с облегчением услышал, что она начала с ласкового обращения. Перед отъездом из Майами он позвонил ей и сказал, что отправляется на Кубу, просто так, чтобы кто-нибудь знал, где он находится. Разумеется, он не мог сказать ей, зачем едет на Кубу, она бы только снова расстроилась. Abuelaбыла уверена, что Джек возвращается в Бехукаль, чтобы раздуть скандал вокруг своей матери. И тогда, во время разговора, она бросила трубку, не дослушав его.
– Прости меня. – Она произнесла эти слова по-английски, а потом перешла на испанский, поэтому Джек сразу догадался, что она хочет сказать ему нечто важное, идущее от самого сердца.
– Мне очень и очень жаль. Я не рассчитываю, что ты поймешь меня, так что все, о чем я прошу – прости меня, пожалуйста.
Она едва сдерживала слезы, это чувствовалось, Джеку страстно захотелось утешить ее, но все, что ему оставалось, это слушать сообщение на автоответчике.
– Когда я отправила твою мать в Майами, так в то время поступали многие родители. У католической церкви была своя программа эвакуации – «Педро Пэн». Мы уже разговаривали с тобой о ней. Родители могли отослать своих детей, чтобы те жили на свободе, и, если все проходило хорошо, у семьи оставалась надежда на последующее воссоединение. Самое главное заключалось в том, чтобы дети успели уехать из страны до того, как Кастро и его повстанцы сделают отъезд невозможным. Я знаю, ты думаешь, что именно поэтому я отправила твою мать в Майами, но – я оказалась в другой ситуации. Я отправила твою мать, потому что…
Джек крепче стиснул трубку телефона. У него появилось чувство, что она собирается сказать нечто такое, что могла доверить только автоответчику и что никогда не решилась бы высказать ему в лицо.
Голос Abuelaупал до шепота, но Джек расслышал, как она сказала:
– Потому что мне было стыдно за нее. Она встретилась с этим мальчишкой и… – Она замолчала, как будто не могла заставить себя произнести слово «беременна» даже спустя столько лет. – И мне стало стыдно за нее.
Джек закрыл глаза и вслушивался в записанные машиной звуки ее причиняющего боль плача. Он никогда не видел, чтобы Abuelaплакала, если не считать слез радости. Перед его мысленным взором возник ее образ, и, оттого что она страдает, у него заныло сердце.
Она пыталась взять себя в руки, но голос у нее дрожал по-прежнему.
– Я отослала Ану Марию прочь и сказала ей, что больше никогда не хочу ее видеть. Я не собиралась этого говорить. Клянусь, не собиралась и не хотела. Эти слова вырвались у меня помимо воли. Гордость заставила меня бросить их ей в лицо. Гордость может стать проклятием. Из гордости, или гордыни, я согрешила против Господа нашего и собственной дочери. А теперь… Господь покарал меня за это. Больше я ее никогда не видела.
Он слышал, как она всхлипывает, и глаза Джека наполнились слезами. В который уже раз его рождение – и смерть его матери – причиняли невыносимую боль тому, кого он любил.
– Теперь ты видишь, mi vida:в том,
Джеку хотелось обнять ее и встряхнуть одновременно. Никто не был виноват. Почему всегда нужно обвинять кого-либо?
Abuelaсобралась с силами и сказала:
– В общем, я хотела сказать тебе кое-что. Ты спрашивал о своем родственнике.
Джек попытался совладать со своими эмоциями. Abuelaминовала стадию теа culpa,признания собственной вины. Бабушка собиралась поведать ему еще что-то. Она глубоко вздохнула и произнесла:
– Ты должен сделать это, пока будешь в Гаване. Пожалуйста, если ты получишь мое сообщение, сделай так, как я говорю. Поезжай на угол улиц Запата и Калле двенадцать. Ищи номер «Л» тридцать семь. Там ты найдешь ответы, которые тебе нужны. Прощай, mi vida.Я люблю тебя.
Джек стоял неподвижно, по-прежнему сжимая в руке трубку платного телефона.
– Я тоже люблю тебя, – вырвалось у него, хотя он знал, что она его не услышит.
Глава двадцать восьмая
– Вы уверены, что это то самое место? – спросил Джек у водителя такси.
– Да, – отозвался тот, – угол Запата и Калле двенадцать.
Джек выглянул в открытое окно. Он не сомневался в том, что водитель не ошибся, но окружающая обстановка сбивала его с толку. Они остановились на улице в районе Ведадо, коммерческом сердце Гаваны, неподалеку от того места, где Джек провел ночь как гость полковника Хименеса. Прямо перед ними высились железные ворота. Каменная стена протянулась вдоль всего квартала. Над входом висела вывеска, на которой дугой потемневшими от времени латунными буквами было выгравировано: «NECROPOLIS CRISTOBAL COLON» – «Некрополь Христофора Колумба».
– Но это же кладбище, – заметил Джек.
– Si,да. Кладбище Колумба.
– Я ищу номер «Л» тридцать семь, угол Запата и Калле двенадцать. Я полагаю, это дом или квартира.
– По этому адресу больше ничего нет. Вам лучше поговорить со смотрителем. Может быть, он сможет вам помочь.
Джек расплатился с водителем и ступил на тротуар. Дверь захлопнулась, и такси отъехало, влившись в поток движения. Джек повернулся и принялся внимательно рассматривать вход, ища объяснения происходящему. Abuelaотправила его на кладбище. Л-37. Может быть, так обозначалось какое-нибудь здание. Может быть, у него были старший брат или сестра, которые работали или жили здесь. Но почему-то он в это не верил.
Нетвердыми шагами он направился к воротам, мелкий гравий хрустел под ногами. День выдался теплым и солнечным, и Джек щурился от солнца, пока не оказался в тени фикусов – огромных широколиственных деревьев, которые росли вдоль улиц в Вердадо, а их спутанные и длинные дыхательные воздушные корни свисали до самой земли, подобно карибским коротким косичкам-дредам. Он остановился у главного входа. До него доносились приглушенные звуки большого города: резкие гудки клаксонов, шум городского транспорта. Однако казалось, что они рассеиваются и затихают, когда он сквозь решетку всматривался в кладбище по другую сторону стены. Нельзя сказать, чтобы зелени было особенно много, но его поразили размеры места. Куда бы он ни посмотрел: направо, налево или прямо вперед – везде видел ряды мавзолеев, часовен, семейных склепов и надгробий. Джек решил, что это кладбище напоминает ему Манхэттен в миниатюре. Большинство мемориалов выглядели очень старыми, многие были возведены еще в девятнадцатом веке. На входе Джек приобрел карту-путеводитель, оставил небольшое денежное пожертвование и медленно прошел внутрь.