Не влюблены
Шрифт:
Он улыбнулся.
– Ешь. Все остывает.
Я предполагала, что мы перейдем к сексу после ужина и загрузки посудомоечной машины, но оказалось, что существует такая штука, как хоккей по средам. Когда Эли взял меня за руку, скрепив наши пальцы в замок, и подвел к дивану, а затем включил телевизор, я не знала, как реагировать, но не протестовала.
То, как он обнимал меня, казалось одинаково чужим и знакомым. Я позволила себе пойти по пути наименьшего сопротивления и прильнула к Эли. Он был теплым. От него приятно пахло. Помимо секса, я никогда не прикасалась к кому-либо
Я была настолько расслаблена, что когда, то ли тридцать секунд, то ли сорок минут спустя, Эли пробормотал: «Это какая-то чушь!», я растерянно моргнула.
– Что случилось?
– Тот штрафной, что назначил судья.
– Ах.
– Игрок, что владел шайбой, отскочил в сторону, чтобы избежать столкновения. Защитник едва чиркнул его по коньку, и защитника наказали за подсечку. Давай, мать твою! – он махнул рукой, такой очаровательно раздраженный. – Судьи были дерьмовыми весь сезон, – пробормотал он, быстро глянул на меня, уже хотел вернуться к игре, но остановился и пригляделся ко мне повнимательнее. – Что это за лицо? Если считаешь, что его наказали справедливо, то, клянусь богом, я оставлю тебя на милость силам природы.
– Сегодня вечером очень тепло, так что природа будет ко мне милостива. А в хоккее я вообще ничего не понимаю, даже правил не знаю.
Он улыбнулся.
– Не волнуйся, я не собираюсь тебя учить.
Я озадаченно посмотрела на него.
– Ты много лет провела на катке, и если бы хоккей тебя интересовал, то давно бы узнала. Я не собираюсь навязывать тебе свои дерьмовые увлечения.
В груди вдруг стало тесно. Глаза защипало.
– Не будешь?
– Не-а. Просто скажи мне, что я прав, а рефери – говнюк.
Я проглотила комок в горле.
– Ты прав, и судья – говнюк.
– У тебя это врожденное.
Мы обменялись улыбками. Сила, тянущая меня к Эли, была не нова, но сейчас она ощущалась по-другому. Намного сильнее, и я просто не могла этого вынести.
– Эли…
– Да?
«Я думала, что к этому времени уже избавлюсь от тебя. Но ты как будто украл маленький кусочек меня. И я боюсь, что когда все закончится, и я вернусь к своей жизни, то изменюсь настолько, что не помещусь в свою одинокую угловатую нору».
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Я не знаю, – сказала я так искренне, как только могла.
– Правда? – Он откинулся назад, спокойно оценивая меня. Я не могла избавиться от пронзительного ощущения, что он понял что-то фундаментальное, что-то ядерное в нас, что я пока не могла принять. – Думаю, знаешь. Но я могу и ошибаться. Я ошибаюсь, Рута?
Я словно оказалась полностью беззащитной. Неприятное ощущение.
– Я знаю, что мы слишком много болтали, и это на нас не похоже, – ответила я, проводя рукой по внутреннему шву его брюк, –Я обхватила член через брюки. Он мгновенно затвердел.
– Да? Что на нас похоже? – тяжело дыша, спросил Эли.
Он не помог мне, даже не сдвинулся
– Это, – я встала на колени между его ног и облизнула член.
Мне показалось, что мир снова обрел смысл. Хотя было что-то новенькое – не сам минет, а делать его тому, чье тело было мне хорошо знакомо. Это словно стало упражнением на мышечную память, но при этом, каким-то непостижимым образом, удовольствие, что испытывал Эли, просачивалось в меня.
– Пиздец, как сильно мне нравится, когда мой член у тебя во рту, – сказал он, а затем выругался, вздрогнул и снова выругался. После нескольких доблестных секунд сопротивления он запустил обе руки в мои волосы и начал двигать моей головой в том ритме, которого хотел. Я жаждала этого: снова быть просто ртом и телом. То, что он меня использовал, означало, что он меня не изучает, это было драгоценной передышкой от того, что росло между нами.
Эли был нежен, потому что он такой, но он также быстро терял контроль. Он застонал. Его хватка усилилась, бедра напряглись, и он был на грани, но вдруг остановил меня.
– Хорошая попытка, – он наполовину смеялся, наполовину задыхался. От обвинения у меня запылали щеки. – Хотя и не сработала. – Он поцеловал меня: медленно, глубоко, а затем поднял на ноги.
Обычно наступал такой момент, когда пол словно уходил у нас из-под ног и мы забывались и оказывались в постели. Но на этот раз все было мучительно медленно. Очевидно, потому что Эли задавал темп. Он задерживался на каждом дюйме моей кожи, которую обнажал. Глядел на нее, ласкал пальцами, и отмечал свой путь поцелуями и легкими укусами. Это было похоже на месть: будто он хотел, чтобы я заплатила за попытку заставить его потерять контроль.
– Поторопись, – я нетерпеливо потянула его за одежду, но он проигнорировал меня. – Почему ты так себя ведешь?
– Потому что могу, – сказал он, и у меня не было выбора, кроме как отдаться его неторопливым прикосновениям, дрожа от удовольствия.
Отчего-то именно в этот момент я отметила, что Эли сменил простыни. Новые были темно-синими и пахли кондиционером для белья.
Неожиданно Эли оставил меня, чтобы вытащить из брюк ремень. Сердце у меня забилось часто-часто, когда он поднял мои запястья над головой, просунул в петлю из ремня, а затем пристегнул к изголовью кровати. Все это Эли делал очень медленно, давая мне шанс его остановить.
– Хорошо? – спросил он, понизив голос.
Он спрашивал не только о том, не против ли я того, что он меня связал, а и о том, не против ли я, если он будет доминировать.
Я нетерпеливо кивнула. Импровизированные наручники были достаточно свободны, чтобы я могла освободиться самостоятельно, но у меня не было намерения это делать.
– Тогда ладно.
В последний раз, когда Эли был главным, он дразнил меня до полусмерти. Сейчас я ожидала большего, но почувствовала влажный кончик его члена на своих бедрах, животе, у входа. Эли застонал от чего-то, что звучало как блаженство, затем остановил себя.