Не влюбляйтесь в негодяев
Шрифт:
— Но зато честный и прямолинейный.
— Да уж, — фыркнул Макс, опять принимаясь за плов. — Даже не знаю, точно ли это достоинство.
— Для меня да. А на всех остальных лично мне пофиг.
Он улыбнулся. Помолчал немного, явно увлекшись пловом. Я видела, что ему нравится, и сама растекалась по табуретке от удовольствия, глядя, как он ест.
Как бы я хотела смотреть на это каждый день…
— Я к Жульке сначала съездил, выгулял её, — ответил вдруг Макс. — А потом к тебе. Светик, я хотел
— А-а-а, — я хихикнула. — Мишин тебя убить грозился, но ты выжил.
— Выжил, — кивнул Макс. — Но с трудом. Так ты…
— Не уволюсь. Если ты, конечно, не против.
— Я не против. Я ещё жить хочу.
— Что, — я прищурилась, — Сергей страшен в гневе?
— Угу. Аки бешеный хомячок. Не убьёт, но покусает. — Макс доел плов, положил приборы и отодвинул тарелку. — Честно говоря, не понимаю, почему он до сих пор со мной работает… Ему уже раза три такие предложения делали, которым я ничего противопоставить не мог. Ни по должности, ни по зарплате — ну нет таких ресурсов. А он со мной остался. Почему?
Я фыркнула.
— Тебя устроит ответ «потому что»? Другой я вряд ли придумаю. А вообще… — я вздохнула и решила ляпнуть, пока не передумала: — Не все люди такие, как твоя бывшая невеста. Есть хорошие и верные. Которые не предают друзей и любимых. Вот Сергей как раз такой. И Леся такая.
— Да, я знаю. Ты тоже такая, Светик.
Стало тяжело дышать. Ох, и вроде не сказал ничего особенного, а так приятно…
— Я сейчас тебе посуду помою и поеду, — между тем продолжал Макс. — А ты отдыхай. В понедельник выйдешь? Или ещё на больничном?
— Выйду, — я кивнула и грозно сдвинула брови. — Но нервы мне не трепать! Кто будет трепать мне нервы — получит по голове кружкой. Ибо здоровье дороже!
— Согласен.
Вот вроде же извинился. Тогда почему так плохо?
Он ведь и не собирался предлагать Свете дальнейшее продолжение отношений. Какой из него муж? Да и… чужой ребёнок. Ребёнок другого мужчины. Как это вообще можно пережить?
А жаль.
От этой мысли Макс застыл в дверях собственной машины. Выдохнул, сел всё-таки, достал сигареты и затянулся.
Да, жаль. А почему ему жаль? Что ребёнок чужой? А какой ещё? Другого у него и быть не может, только чужой. Тогда почему?..
Додумать эту мысль Макс не успел. В кармане завибрировал телефон.
Звонила Ксюша, и в сердце у Юрьевского неприятно ёкнуло. Пятница, почти девять вечера… Что-то случилось?..
— Алло, Ксюш?..
— Дядь Макс, — она явно плакала, — я тут… у тебя… а ты где?
— У меня? — он оторопел. — Как это… у меня?
— Тут… возле подъезда… звоню в домофон, а ты не открываешь…
— Ты одна?!
Как Гриша её отпустил одну?!
— Одна… Дядь Макс, мне поговорить
— Так, — он лихорадочно пытался сообразить, — стой там, никуда не уходи. Ни с кем не заговаривай, если какие-нибудь люди начнут приставать, кричи громко «Пожар!»
— Да я знаю, — племяшка всхлипнула. — Я большая уже, дядь Макс…
— Большая она… — пробурчал он, заводя машину. — Я приеду сейчас, минут через сорок. И не плачь! Простудишься.
— Хорошо, — Ксюша шмыгнула носом и отключилась.
Он убьёт Карину и Гришу. Задушит. Зарежет. Девчонке одиннадцать лет, а она слоняется по городу одна! Да чудо, что она вообще до него доехала!
Юрьевский похолодел и прибавил газу. Не волнуйся, малыш, сейчас дядя Макс приедет и всем покажет…
По пути Макс пытался дозвониться до Гриши, но не смог. Карина тоже не отвечала. Сволочи.
А Ксюшка мерзла там, у подъезда, и Юрьевский сразу, как выскочил из машины и увидел племяшку, прижал её к себе, начал растирать спину.
— Дядь Макс, — всхлипнула Ксюша. Нос у неё был красный. То ли замёрз, то ли много плакала.
— Всё-всё, я тут. Пойдём скорее домой, в тепло. Выпьешь чаю, согреешься.
Она вся дрожала и поминутно шмыгала носом. Бедный ребёнок. Что же случилось?
Он узнал об этом минут через двадцать, когда Ксюша отогрелась, выпила полкружки чаю, съела несколько печенюшек и почти перестала плакать.
— Мама с папой, — заговорила она медленно, рассматривая жидкость в собственной чашке, — они сегодня ссорились… Они последнее время часто ссорятся, дядь Макс, но сегодня особенно громко как-то было… Мама сказала, что ей надоело и она уходит… Я не поняла, куда…
«Мужика себе нашла, значит, — подумал Макс и мысленно скривился. — Интересно, где… Хотя, нет — не интересно».
— А потом она закричала, что я — твоя дочь. Не… папина, а твоя…
Вот же стерва. Нет, он её точно прибьёт. С особой жестокостью.
— Это… правда?
— Ксюш, — Макс взял её маленькие ручки в свои и чуть сжал ладони, — твоя мама, ты же знаешь, часто говорит глупости. И это тоже глупость. У тебя есть папа. И он — не я.
Племяшка закусила губу, глядя на него с отчаянием.
— Она сказала, что была беременна от тебя… и соврала вам обоим… — прошептала Ксюша еле слышно, всхлипнула и вновь заплакала.
Макс встал со стула, подхватил девочку на руки и понёс в комнату. Там сел на диван и усадил племянницу к себе на колени. Ксюша всё плакала, уткнувшись ему в рубашку, и Макс обнял её, погладил по волосам.
На ощупь они были точно такими же, как у его мамы. Один в один.
— Помнишь «Маленького принца», котёнок? Мы в ответе за тех, кого приручили. И ты в ответе за своего папу. А он — за тебя.