Не возжелай мне зла
Шрифт:
— Вам вместе стелить?
— Ш-ш-ш! Ты что, нет, конечно.
— Точно?
— Точно. Мы с ним даже не…
— Господи, Скарлетт, ты покраснела!
Дети уложены, мы вчетвером сидим, разговариваем, и мне радостно оттого, что Шон очень понравился брату и его жене, да и они ему тоже, вон с каким удовольствием общаются.
На следующее утро встаю пораньше, надеваю резиновые сапоги невестки и вместе с Декланом обхожу ферму. Он показывает все, что сделал с тех пор, как я в последний раз уехала; я иду рядом, сунув руку в карман его куртки, я так всегда делала. Потом наступает моя
— Да-а, Скарлетт… — тянет он. — Такое решение принять непросто… Но думаю, ты все сделала правильно.
Именно за этими его словами я приехала, и на следующий день, когда собираюсь в аэропорт, у меня на душе легко. Детишки обнимаются с Шоном так, будто знают его всю жизнь, и он обещает в следующий раз погостить подольше.
Потом мы с Шоном молча сидим в зале отправления, ну прямо муж и жена, возвращающиеся домой из отпуска. Шон купил в киоске газету «Гарденерс уорлд» и с головой ушел в статью о компосте. Перед вылетом он не суетится, не вышагивает нетерпеливо взад и вперед, как всегда делает Фил, спокойно сидит рядом, и мне с ним тоже очень спокойно и уютно. С трудом сдерживаюсь, чтобы не положить голову ему на плечо, и в душе брезжит робкая надежда, что уж на этот раз в любви мне повезет.
Когда самолет садится в аэропорту Эдинбурга, Шон идет в туалет, а я стою у конвейера и жду багаж. Включаю мобильник и вижу пропущенный вызов от Робби. Гляжу на часы: около шести, дети должны быть у Фила. Лорен в любом случае у него, а Робби собирался отправиться к отцу вечером. Наверное, сейчас обедают, и мне не хочется прерывать их общение. Посылаю Робби коротенькую эсэмэску: «Позвоню после семи». Едва успеваю отправить, как телефон оживает, на экране высвечивается имя Робби. Шон вернулся и жестом показывает, что багаж примет сам: конвейер как раз поехал. Спасибо, отвечаю одними губами и отхожу в сторонку, к стене, где поменьше народу и удобнее разговаривать.
— Здравствуйте, доктор Сомерс.
Мороз пробегает по коже. Это голос не Робби. Это Кирсти…
— Вы меня слышите?
— Откуда у тебя телефон Робби?
— Хотите поиграть в вопросы и ответы, сначала ответьте на мой вопрос.
Я закрываю глаза: «Боже, не дай ей выкинуть еще один фортель».
— Слушаю.
— Зачем вы затеяли нечестную игру?
— Не понимаю, о чем ты.
— А что было после того, как я ушла? Разве вы с этой сучкой Блейкмор не договорились подставить меня?
Вижу, как О’Рейли берет с конвейера мой чемодан. Как далеко он сейчас, господи, как далеко. Словно вижу его в перевернутый бинокль.
— Никто никого не подставлял, Кирсти, — отвечаю я. — Ты была там со мной. И слышала все, что я говорила.
— Вы лжете.
— Откуда у тебя телефон Робби?
— От верблюда. Ваш сыночек сейчас здесь, со мной.
— Где?
Слышу в трубке звуки проезжающих машин и не удивляюсь, услышав ответ:
— На мосту Форт-Роуд.
У меня перехватывает дыхание.
— Кирсти, я все сделала, как ты просила. И ты обещала, что оставишь нас в покое.
Несколько бесконечных секунд она молчит, сердце мое
— Слишком поздно, — говорит она. — Жизнь за жизнь. Это справедливо, как вы считаете?
Отключает телефон, и я с беспомощно раскрытым ртом смотрю на Шона.
19
— Что случилось? — Шон трясет меня за плечи. — Да говорите же!
— По телефону Робби со мной говорила Кирсти.
— А Робби где?
— С ней на мосту Форт-Роуд.
— Перезвоните ей.
Пытаюсь подавить панику, нажимаю на кнопки, надеюсь услышать голос Робби, молюсь, но… В ответ тишина.
— Она отключила телефон.
— Хорошо, Оливия. Давайте подумаем. — Он берет меня за трясущуюся руку. — Что вам сказала Кирсти?
— Не помню…
В голове полная путаница, обрывки фраз, я лихорадочно ищу нужную, мне страшно, наконец выскакивает то, что запомнилось больше всего.
— Она сказала «жизнь за жизнь», — лепечу я.
— Но почему, ведь вы сделали все, о чем она просила?
— Она еще сказала, будто я ее подставила.
Он отпускает мою руку и берет чемоданы.
— Нужно срочно достать номер «Эдинбургского курьера».
Несколько ярдов до киоска, вокруг которого слоняются, разглядывая обложки журналов, какие-то люди, мы преодолеваем бегом. Газеты лежат стопкой на нижней полке, и Шон хватает одну из них. На пятой странице моя большая фотография, я улыбаюсь, а заголовок гласит: «Хороший врач должен стремиться стать еще лучше». Вдвоем читаем первый абзац: «Оливия Сомерс, совсем недавно удостоенная награды „Женщина города“, признается, что она такой же человек, как мы с вами. Как и у всех, у нее в жизни бывали серьезные ошибки. Но в отличие от многих из нас, Оливия Сомерс способна не только признавать свои ошибки, но и учиться на них».
— Черт, — едва слышно бормочет Шон. — Да это не интервью, это какой-то панегирик.
Легкие мои будто обмотаны колючей проволокой, страшно вздохнуть, боюсь, колючки изорвут их в клочки. О, я прекрасно понимаю, что почувствовала Кирсти, прочитав такое. Еще тогда, выбегая из ресторана, она была на грани истерики, а теперь эта статья совсем доконала бедняжку.
— Идем.
Шон чуть не бежит к выходу, я едва успеваю за ним, лавируя в толпе, заполнившей зал прибытия. Оказавшись на улице, он выставляет чемодан вперед, и, несмотря на довольно плотное движение, мы пулей перебегаем дорогу. Его машина совсем недалеко, мы влезаем в нее, и, не успеваю я что-либо сообразить, он включает полицейскую сирену и срывается с места. Сердце бьется еще сильнее, но приходится закусить губу и терпеть.
— Пристегнитесь, — кричит Шон, с визгом выворачивая со стоянки. — И позвоните Марку Кэмпбеллу, может, ему что-то известно.
Накидываю ремень, начинаю возиться с мобильником. Номер Марка у меня в телефоне есть, но найти его удается не сразу, проходит чуть не вечность, пальцы дрожат, я то и дело нажимаю не туда. Шон мчится с бешеной скоростью, мне страшно, но автомобили впереди притормаживают и расступаются, давая нам дорогу. Наконец нахожу номер Марка, но у него аппарат тоже отключен.