Не время для любви

Рис Кларисса

Ровно минуту я приходила в себя, а когда очнулась, сопротивляться уже было бесполезно, мое тело сдалось на милость двух искусителей. Да и мозги в совокупности со здравым смыслом помахали ручкой на прощание и не обещали вернуться. Кажется, постоянная загруженность на работе и долгое воздержание пагубно сказывалось на моем отношении к сексу. Халатик мирно покоился у моих ног, а тело скрывала лишь короткая ночная сорочка, которая еле-еле доходила до попки. Я не рассчитывала на то, что мне придется перед кем-то раздеваться, потому белье надевать не стала, посчитав излишним после душа.

Я

окончательно потеряла рассудок, когда рука Тонсли аккуратно и нежно погладила дрогнувший живот, вызывая отклик, прошедший электрическими разрядами по всему моему грешному телу. Оно безжалостно предавало меня, плавясь в двойном кольце сильных рук. Сама не понимая, что я творю, медленно подалась вперед, как бы принимая ласку и прося еще. Разрешая все и сдавая баррикады без боя. Инетер, который продолжал целовать меня со вкусом и жаром, спустил лямку сорочки, которая тут же соскользнула вниз и легла поверх халатика алым пятном.

Отстранившись от меня, он тяжело сглотнул, пытаясь сдержать самого себя, чтобы немедленно не наброситься на меня. Я все так же стояла в объятиях Тонсли, который обнимал меня сзади и гладил то животик, то бедра, то шею, стоически игнорируя все эрогенные зоны. Было так сладко и в то же время больно, что я не понимала, спектакль это или на самом деле. Слишком реальными были чувства, слишком сильными ощущения, сводящие с ума.

Горящие возбуждением глаза напротив… В них не было ни капли фальши, только голодные черти, которые хотели сожрать меня уже несколько недель, но у них это никак не получалось.

Недолго думая, Ланвельд поднял меня на руки и перенес на кровать, после чего поцелуи стали покрывать все мое подрагивающее от нетерпения и желания тело. Инетер, подобно хищной кошке, медленно подходил к брюнету и с улыбкой наблюдал за тем, как тот пытается сдерживать себя и сделать приятно в первую очередь мне, а не себе. В отличие от него, он знал, что я терпеть такого не могу, моя порывистая натура желает совершенно иного обращения. Но просто стоял и наблюдал за всем, не стараясь перехватить инициативу.

Блондин, лениво потянувшись, лег с левой стороны от меня и медленно, со вкусом поцеловал мои приоткрытые губы. Это не было страстью, наоборот, он растягивал удовольствие, заставлял мое тело гореть, поддаваться на его провокации и падать все ниже и ниже в бездну отчаянного желания. Его шероховатые, давно не такие гладкие, как в подростковом возрасте, пальцы, ласково сжали скулы, надавливая на щеки и заставляя пропустить языку внутрь своего рта. И пока я плавилась всладкой истоме, раздалось тихое шуршание одежды. Тонсли сорвал с себя рубашку, просто стащив ее через голову и скидывая куда-то на ковер моей спальни.

Черт! Никогда бы не подумала, что, увидев лучшего друга без одежды, я захочу утереть выступившую слюну. Это было невероятное зрелище. Мы давно стали старше. Перестали опираться лишь на свои предпочтения. Но атлетичное тело, блестящие глаза из-под темной челки и вздыбленная ширинка заставляли опять окунаться в двадцатилетний возраст, когда на первом месте у меня были гормоны, а уж затем где-то третьим с конца здравый смысл, к которому я так и не прислушалась, отдавшись Инетеру без остатка.

Недолго

думая, Тонсли осторожно провел языком по внутренней поверхности щиколотки, оставляя крошечный поцелуй на костяшке, и я словно издалека услышала собственный сдавленный стон, который был приглушен губами Инетера, в которые я все еще сладко дышала. Ситуация была удивительной и необъяснимой. Тут уже не только сторонний наблюдатель не смог бы разобраться, а я сама не понимала, игра или правда. Действовали они на удивление синхронно и четко, словно уже не раз делали так.

Тонсли и Инетер просто не могли себя сдерживать. Да и я не хотела, чтобы творящееся безобразие закончилось так невинно. Сама прильнула к желанной плоти, терзая нижнюю губу блондина зубами и заставляя его звереть от осознания, что я сама втянулась и была согласна дальше разыгрывать заранее неоговоренную сцену. И пока один упоенно целовал меня, с удовольствием ловя каждый тихий стон, другой подбирался все ближе к истекающему нутру, прокладывая себе смазанную дорожку из рваных поцелуев, укусов и влажных прикосновений языка.

Я почему-то ненавидела, когда мой партнер громко стонал или нес всякую чушь в постели, пытаясь убедить меня в том, что он кайфует от сжигающего удовольствия. Мне всегда казалось, что я оглохну быстрее, чем все это закончится. Поэтому я была безумно рада, что никто пока не пытался нарушить хриплую тишину, наполненную легкими вздохами, пошлыми звуками и электрическими разрядами возбуждения, от которых по телу бежали мурашки и волосы вставали дыбом. Было так хорошо, так правильно… Я не могла подобрать точного определения всему, что происходило с нами в комнате.

Мне хотелось плакать от желания, которое стягивалось в животе обжигающе тугим комком нервов и страсти. Одна моя рука лежала на затылке Инетера, другая на шее Тонсли, который в данный момент переместился ближе ко мне и медленно покрывал поцелуями шею и плечо. Никто из них так и не снял штанов, но меня это только сильнее подстегивало, словно проверка, смогу ли я довести их до беспамятства. Я сама уже плавилась от поцелуев блондина и умелого языка брюнета на своей коже…Волшебно, восхитительно и ни с чем не сравнимо.

Мое тело выгнулось дугой. Чтобы не закричать во весь голос, я закусила нижнюю губу блондина, оставляя на ней небольшую ранку. Парни с удовольствием наблюдали за тем, как я рвано и тяжело дышала, как вздымалась и опускалась моя грудь, как я вся мелко дрожала под их полным контролем. И, черт, я бы соврала, если бы сказала, что мне это не нравилось. Еще как… Заводило, как никогда в жизни, и хотелось еще больше!

Парни медленно переглянулись и мысленно пришли к одному им известному выводу. О чем они совещались, я понятия не имела. Желание, накрывающее с головой, мало располагало к аналитической деятельности. Они медленно переместились, сменили положение, тем самым сбивая меня с толку. Почему же никто из них пока не собирался раздеваться? Для чего спектакль, если не ради секса для страждущей публики? Тонсли начал резко и агрессивно меня целовать и слизывать остатки чужой крови с моих губ. Слезы непроизвольно покатились из глаз, и я едва не задохнулась. Этого было слишком много для одной меня.