Не все мы умрем
Шрифт:
пела Евгения, делая левый поворот перед церковью Влахернской Божьей Матери. Впереди ее ждал Волгоградский проспект и оперативный простор.
В это время к надолбам подскакал и мильтон на лошади, на ходу соскочил, но поздно, те уже снова в машинах, уже развернулись
Один пруд кончился, но начался второй, мать его дери! На прудах — масса отдыхающих, а тут три машины и всадник гонку устроили. Лошадь в пене, с морды капает, женщины визжат, велосипедисты бросаются врассыпную, а собаки, вырвав у хозяев поводки, выплюнув любимые палочки, устремляются сворой за лошадью, наскакивают сбоку, стараясь вцепиться мильтону в ногу. Тот поджимает ноги, и кажется, что он сидит уже на корточках на подпрыгивающем крупе лошади — нечто вроде циркового представления. Того и гляди, сейчас встанет в седле.
Лошади надоело шарахаться от обезумевших собак, она свернула в молодой ельник и понеслась сквозь ветки, которые нещадно хлещут всадника по лицу. Мильтон закрыл глаза, чтоб не выколоть их иглами, а потом зацепился за ветку и повис, — лошадь из-под него ускакала.
Осталось трое. Кончился второй пруд, за ним была дамба, а подъем на нее — крутой. Точнее сказать, вертикальный. Вы видели когда-нибудь аттракцион: гонки по вертикальной стене? Мильтон на «пятерке» точно не видел, в его деревне такого не было. А тут два «Москвича», взревев, полезли, как жуки, на склон, и мильтон за ними, но его «пятерка» долезла до середины, да и съехала вниз, да не на дорогу, а в топкое болотце, которым кончался пруд. Здесь и застряла, переполошив лягушек. Так и второй мильтон сошел с дистанции.
Остались «Москвичи». Выскочив на дамбу, Герман сориентировался быстро: впереди продолжение лесопарка, но к нему не дорога ведет, а полоса препятствий, слева Волгоградка виднеется — тоже не подходит, а вот справа — то, что надо. Поворот — и он несется по грунтовой дороге вдоль высоковольтной линии электропередачи. Второй «Москвич» за ним. Вдруг дорога сворачивает в лес. Герман еще раз бросает взгляд в зеркало — «Москвич» у него на хвосте — и сворачивает, резко тормозит и выходит из машины.
Второй «Москвич» тоже на скорости завернул в лесок и чуть не врезался в машину Германа. Взвизгнули тормоза. Герман пальцем поманил сидевшего за рулем мужчину, улыбаясь и глядя прямо ему в глаза. Тот не смог отвести взгляда, его подсознание полностью подпало под контроль человека с голубыми глазами, и мужчина в трансе вышел.
— Стой! — приказал Герман.
Мужчина встал, его рука с пистолетом замерла.
— Оружие спрячь!
Мужчина послушно засунул пистолет под мышку.
— Что ты видишь?
Мужчина видел только голубые глаза незнакомца.
— Незабудки, —
— Тебя кто послал?
— Соколов.
— Какого цвета незабудки?
— Голубые.
— Кто такой Соколов?
— Служба безопасности.
— Незабудки большие?
— Маленькие.
— С каким заданием послали?
— Следить.
— Зачем?
— Наши исчезли.
— Где незабудки растут?
— В лесу.
— Сядь в машину.
Мужчина стал пятиться задом, не отворачиваясь, а Герман не отпускал его глаз.
— Сейчас ты вернешься на Гоголевский бульвар. Ты полностью контролируешь свои действия, но из твоей памяти стерто: парк, милиционеры, погоня и я. Ты весь день караулил ее у офиса.
— Да.
— Если ты захочешь вспомнить, то вспомнишь только незабудки.
— Да.
— Езжай!
Мужчина включил движок, и «Москвич» задним ходом стал выбираться из леса.
Герман не рискнул оставить его одного в дневной толчее и ехал за ним на некотором расстоянии. Но тот вел машину уверенно и без приключений добрался до Гоголевского бульвара, поставив «Москвич» на то самое место, где и стоял, в ближайшем переулке. И тут же заснул.
А где же мы потеряли с вами Евгению? А вон она, движется в потоке машин к Калитниковскому кладбищу. Подъехала к воротам, припарковала машину и бегом к могиле Мокрухтиной Анны Ивановны. Открыла ключиком железный ящик с веником, сунула туда дискету в полиэтиленовом пакете, а ключик повесила на сук. Ключик маленький, серенький, незаметный среди листвы. Если не знаешь, что он здесь, не разглядишь. И опять бегом к машине.
Теперь на другое кладбище: Рогожское. На улице, не доезжая кладбища, она остановилась, квартал прошла пешком, у ворот стала оделять нищих. Те забеспокоились, завозились, окружили щедрую гражданку, а она им кладет в ладони монетки, а сама присматривается: кого выбрать? О! Вот мужичок подходящий: в меру мятый, не в меру испитый, глаза хитрые.
— Выпить хотите? — спросила она его.
— Выручай, сестренка, — с готовностью поднялся нищий.
— Тогда отойдем.
Отошли к телефону-автомату.
Евгения вынула из сумочки сторублевку и показала нищему:
— Я сейчас наберу номер, а вы скажете в трубку вот эти слова. — Она протянула ему листок с текстом. — Читать умеете?
— Обижаешь, сестренка, — приосанился нищий, — я кандидат наук.
Ну времечко! — Евгения покачала головой, зашла в телефонную будку, набрала номер домашнего телефона корреспондента Бережного. Телефон, естественно, был на автоответчике. После сигнала она передала трубку кандидату наук, и тот по бумажке прочел:
— Информация по делу Болотовой находится в ящике у могилы Мокрухтиной Анны Ивановны. Ключик висит рядом на ветке.
Евгения выдернула листочек из рук нищего, а ему отдала сторублевку и пошла прочь. Она не сомневалась, что кандидат наук за ней не побежит, побежит он на Рогожское кладбище искать могилу Мокрухтиной Анны Ивановны, которой там нет, и будет искать до тех пор, пока не посинеет. Потом с горя, что не нашел, напьется, и запой продолжится как минимум неделю. А после такой недели он уже ничего не будет помнить: ни Болотову, ни Мокрухтину, ни Евгению. Что и требовалось доказать.