Не все переплывут реку
Шрифт:
В руках у Ольги лежало холодное, окаменевшее тельце хомяка. Но не оправдать надежды детей было невозможно, и она начала крутить, мотать из стороны в сторону, тереть, сгибать и разгибать тельце хомяка.
Неожиданно он открыл глаза и чихнул.
Меня, как и жену, поразило это неожиданное воскрешение. Только дети ничуть не удивились ожидаемому чуду, они схватили Хому, и побежали дальше заботиться о нем.
В соседнем доме проживала весьма странная дачная семейка: муж с женой и тещей, иногда
Уходил в лес, и долго бродил там, не обращая внимания на то, что его близкие волновались и переживали, поджидая его с обедом или ужином наготове.
Хозяин семейства, Борис, красивый и веселый, с улыбающимся лицом и копной волнистых волос на голове, великан под два метра ростом, был из исчезающей в наше время породы настоящих мужчин; широкие плечи, с крупными руками, кулак – что голова ребенка, добряк. Обо всех он заботился, всем хотел угодить, сделать что-то полезное для дома и семьи.
Еще все спали, а он уже делал зарядку, бегал по тропинке в лес и обратно, затем, оседлав дорожный велосипед, мчался к станции, и покупал у бабушек свежие ягоды для своей любимой Танечки, иначе он ее не называл.
Она к этому времени еще спала. В полудреме выходила из душной комнаты в сад, ложилась в гамак и висела в нем, покачиваясь, время от времени прикладывая тонкую руку к бледному лбу и жалобно, болезненно вздыхая.
«С утра уже устала», – думала она, благосклонно взирая на своего огромного, бронзового от загара, мускулистого мужа, который, бросив велосипед, бежал к ней с кульками в руках.
– Танечка, а это я, прямо со станции. Вот, на, держи. Ягод тебе накупил разных, сейчас сполосну.
Он кидался к бочке с водой возле умывальника, наспех споласкивал то малину с клубникой, то смородину с вишней, крыжовник, и на блюде приносил красиво разложенные ягоды своей даме сердца, как и положено настоящему рыцарю, каким он и являлся на самом деле.
Мило улыбаясь своей доброжелательной улыбкой, за которую ее так любил муж, Танечка целовала его куда-нибудь в большое лицо, и шла по своим делам.
Была она среднего роста, изящная, даже худая, в легких кисейных одеждах, и тапочках на босу ногу. Белесые волосы обрамляли ее бледное, якобы не от мира сего продолговатое лицо, в глазах была какая-то неземная тоска, и даже божья благодать проскальзывала иногда во взгляде ее стального цвета глаз.
За все это ее и любил Борис, боготворя свою жену, и часто носил на своих могучих руках, прижимая к широченной груди.
– Танечка, луна ты моя ненаглядная, ну что еще тебе принести? Ты только скажи, радость моя.
– Да ладно уж тебе, ты не утруждайся. Мне и так хорошо. А знаешь, я бы еще курочку отварную скушала, или цыпленка, целиком, – пробуждался вдруг в ней аппетит, и Борис снова гнал велосипед
Глядя на эту пару, вспоминалась старая байка:
«Невзрачная жена красавца-мужа отвечает завистливым подружкам: – Когда Бог красоту раздавал, я спала. А когда начал раздавать счастье, я проснулась».
Ее мама, Алевтина Петровна, была женщиной образованной, интеллигентной. Она все видела, всех понимала, и принимала их такими, какие они есть. А что делать?
Иногда она заходила к нам, по-соседски, как к людям, вызывающим у нее доверие и расположенность. Общалась с Викторией Семеновной, разговор в основном шел о литературе, писателях и поэтах, их жизни, сокрытой от глаз обывателей.
Тут уж сама хозяйка, Виктория Семеновна, была на высоте, и выдавала на-гора секреты жизни писательских семей. Да и Ольга, моя жена, знала толк в литературе, так как работала много лет заведующей в книжном магазине, много читала и разговор поддержать могла, как никто. Пили чай с вареньем разных сортов, отдавая особое предпочтение земляничному варенью, или «царскому», сидя на уютной веранде и поглядывая на резвящихся вокруг них Кирюшу с Ирочкой.
Алевтине Петровне было приятно и тепло в нашей компании. Незаметно для себя разговорившись, она как-то поведала нам о том, что Боря с Танечкой учились вместе в одной школе, в одном классе. Сидели на одной парте. После школы поступили в химико-технологический институт, окончили. Всегда они были вместе. Никогда не ругались. Поженились.
– Мы сначала жили бедненько, даже кольца на свадьбу им пришлось купить простые, на золотые денег не хватило.
– Не в деньгах счастье, – скрасила эту часть ее рассказа Виктория Семеновна.
– Конечно, вы правы. Это из-за чудного Бориного характера мы так дружно живем, – улыбалась Алевтина Петровна, хитро поглядывая сквозь очки на слушающих ее необычный рассказ соседей. – Он и мухи-то никогда не обидит, не то, что людей. Всегда в работе, в заботах о семье. Я иногда думаю, за какие такие заслуги бог приблизил нам сначала этого мальчика, выросшего затем в такого мужчину.
– Да, Борис человек неординарный, – кивал я солидарно со всеми головой, не зная, что бы возразить для разнообразия. – Не надорвался бы только. Хотя, он мужик здоровенный, как дуб. На сто лет хватит.
Как-то раз деятельная и заботливая, но острая на язык жена очень точно окрестила висящую в гамаке Татьяну бледной немочью. С тех пор мы ее так и называли в своем кругу.
Ольга смеялась вместе со всеми, поддерживая беседу и поглядывая на мужа. Он прав, как всегда. И следила за сыном, не переутомился бы, бегая вперегонки с Ирочкой.
– Кира, пора ужинать! – возвышала она голос, и сын послушно шел к столу, за ним так же послушно шла Ирочка. Было видно, она и идет такой же походкой, как он.